– Parisiens в самом деле любят английский чай? – спросил старик Анри. Слово «парижане» он почему-то произнес как «паризьянг».

– Надеемся, что да, – сказал я и спровоцировал еще один взрыв смеха. Судя по всему, здесь, в провинции, остро ощущался дефицит анекдотов.

– У нас тут иногда бывают паризьянг, – сказала Жинетт, словно речь шла о диарее.

– Они арендуют дом старой Ивонны, – прибавил Анри, возбуждая дискуссию о том, от чего все-таки умерла старая Ивонна (от рака, инфаркта или от своего самогона?), кто из ее сыновей ныне владеет домом, кто его все-таки выстроил, когда в последний раз ремонтировали крышу и кого нанимали, где покупали шифер, как счищать мох с кровли (тут Бриджит многозначительно посмотрела на меня).

Анри завершил дебаты, сказав:

– Они жалуются, что здесь нет этой моечной штуки. Как вы их называете?

– Lave-vaisselles, – ответила Бриджит. – Посудомоечные машины.

– Oui. Паризьянг жить не могут без этих lave-vaisselles.

– И мы совсем недавно купили, – сказала Жинетт, но не назло Анри, а просто констатируя факт.

– Да, но мы здесь живем, – заметил Анри.

– Ah, oui![32] – Все согласились с этим его умозаключением и продолжили беседу, обмениваясь новостями о дальних родственниках, которые умерли или переехали жить в город, рассуждая о спиленных деревьях, об установленных септиках, о том, какие овощи пострадали в этом году от вредителей, когда за последние двадцать лет было особенно много слизней, и о том, не добавляла ли старая Ивонна слизней в свой самогон.

Я сидел, ощущая полное умиротворение, и вглядывался в открытые и добродушные лица французов, вслушиваясь в милый неторопливый разговор и млея от сознания того, что нахожусь так далеко от дома, но ощущаю себя своим в этой маленькой общине.

Мир становился оранжевым, а потом и розовым, по мере того как заходило солнце, а алкоголь подкрадывался все ближе к зрачкам. К восьми часам я не только насытился, но еще и набрался порядочно.

– За стол, – объявила Бриджит. Что, время ужина? Все, чего мне хотелось, так это немного отдохнуть, прежде чем начнется похмелье.

Анри и Жинетт отправились домой – судя по всему, их приглашали на аперитив, но не на ужин. Остальные потянулись в дом, где, неудобно усевшись за столом, принялись поглощать внушительные порции жареной свинины, зеленой фасоли, кабачков, салата, сыра, свежей клубники и вишневого клафути, запивая все это дешевым красным вином в таких количествах, какого хватило бы, чтобы свалить с ног целую команду по регби.

В десять часов за окном уже было темно хоть глаз выколи, и, казалось, осталось выбрать лишь одно из двух – зависнуть овощем перед телевизором или отправиться в постель. Но я точно знал, какой вариант для меня предпочтительнее.

– Я помою посуду, – сказала Бриджит. И тут же все испортила, прибавив: – Анри и Жинетт ждут тебя, Пол.

– Они ждут меня? Для чего? – О нет, подумал я, только не это: «Ты не будешь спать с моей дочерью под крышей моего дома, пока не женишься». Однажды я уже сталкивался с подобной проблемой, когда соблазнял дочь священника, но то было в Данди[33], а теперь-то я во Франции.

– Их поле, – сказала Бриджит.

– Их поле? – Мне что же, спать на улице?

– Пошли. – Флоранс стащила меня со стула. У меня было такое ощущение, будто в течение нескольких последних часов мой вес утроился, хотя я с радостью отметил, что обильная еда, похоже, всосала в себя почти весь алкоголь.

Флоранс вывела меня в непроглядную темень и увлекла по тропинке в сторону видневшегося вдали силуэта соседней фермы.

Если не считать мотыльков, порхающих в луче фонарика Флоранс, мы были единственными движущимися существами во всей вселенной. В такой тьме я еще никогда не оказывался. Даже свет в окне дома Анри и Жинетт казался далекой звездой.