Подходящей группы для одаренных детей для меня так и не нашлось. «По идее, нас надо в подготовительную, но ведь котенок любого пятиклассника за пояс заткнет, не представляю, что делать», – говорит мама по телефону кому-то из своих подруг. Теперь мама лучше относится к моим «лекциям», как она называет мои рассказы про всякие научные вещи. Мама считает, что бабушка на меня хорошо влияет.

По радио читают стихи. Без завываний, но таким странным темным ледяным голосом, как будто с поверхности Плутона. Будто сидят там на покрытой льдом равнине и смотрят на далекое крошечное Солнце (хотя, конечно, это невозможно, потому что на Плутоне дико холодно – минус двести двадцать девять градусов по Цельсию – и лететь до Плутона слишком далеко). Мне не нравится это слушать, я беру книгу и ухожу в дальнюю комнату. Почему-то не читается, и я смотрю в окно. По карнизу стучат капли. Во дворе пасмурно и снежно, весело кричат дети: они лепят снеговика и играют в снежки. Мне никогда не хотелось поиграть с другими детьми. Они называют себя принцессами, хотя у них родители не короли, и человеками-пауками, хотя таких гибридов даже в лабораториях не бывает, кормят кукол песком (какая ерунда) или делают вид, что стреляют во взрослых из палки (глупо, к тому же стрелять в кого-то – это очень больно и можно вообще убить). Мне совсем не хочется играть с ними и сейчас. Скучно и бессмысленно. Но я думаю о недавнем открытии ученых: раньше считалось, что муравьи всегда трудятся, как роботы, а оказывается, это не так. Муравьи любят и умеют играть: катать с места на место маленький шарик или бороться друг с другом. Муравьям даже нравится играть. А мне – нет. Еще я думаю о Плутоне: ученые до сих пор спорят, что он такое – планета или планетоид. Вот и я – не ребенок и не взрослый. Мама очень беспокоится о том, что у меня будут «большие проблемы с социализацией». Это значит – что я не смогу нормально общаться с другими людьми. Но ведь со взрослыми мне интересно. Мне просто надо самой вырасти. А если я вырасту более взрослой, чем любой взрослый? Что тогда? У меня очень странное чувство, будто я парю в черной пустоте далеко-далеко от Земли, где-то на орбите Плутона. В поясе Койпера. Или еще дальше, в облаке Оорта. Как комета. Хотя такое, разумеется, невозможно, потому что там нет кислорода и чудовищно холодно – минус двести семьдесят градусов по Цельсию.

У меня в животе становится очень-очень неприятно, будто сейчас стошнит, хотя тошноты нет. Как будто там завелась маленькая черная дыра. Я не понимаю, что со мной, но смутно догадываюсь: знания вот о таких вещах, для которых нет ни одной науки в мире, скрыты в строчках-столбиках. И иду к бабушке, хотя знаю, что она не любит, когда ее отвлекают от компьютера. «Бабуль, а бабуль… Я что, никогда не смогу общаться с другими людьми?» Бабушка смотрит на меня поверх очков так, как обычно смотрят все врачи. «С чего ты взяла? Со мной ведь ты общаешься». – «А с незнакомыми людьми?» – «Захочешь – спокойно сможешь общаться». Это вообще одно из любимых бабушкиных выражений. Захочешь – сможешь. И все. «А если мне со всеми всегда будет ужасно скучно?» – не отстаю я. «Ну, Ломоносов, врать не стану, со многими людьми тебе будет действительно неимоверно скучно. Но далеко не со всеми. На свете достаточно людей таких же, как ты, с которыми тебе будет очень интересно». – «А они где?» – «Многие – в университетах». Я немного успокаиваюсь. Я знаю: для того чтобы стать ученым, надо выучиться в университете. «Есть и такие люди, которые не заканчивали университетов, но мудры от природы, – продолжает бабушка. – С такими тебе тоже будет интересно».