- Она не леди, Огюст. Она иномирянка. Бывшая рабыня, теперь прислуга.

Это было сказано так, что я ощутила себя оплеванной и жалкой. Щеки вспыхнули румянцем, словно Мартин от души надавал мне пощечин. Он ведь не солгал, не обозвал меня – но я давно не чувствовала такой обиды.

Мартин Цетше был умельцем втоптать человека в грязь, не сказав при этом ни единого дурного слова и не солгав.

- Будет тебе наводить сословный туман, братка, - махнул рукой Огюст. – Пройдет меньше ста лет, и все это перестанет иметь значение. Все будут равны со всеми.

Мартин посмотрел на него так, словно имел все основания подозревать, что любимый младший брат тронулся умом.

- Так говорят твои друзья в клубе? – спросил он.

- И они тоже, - кивнул Огюст. – Но, в основном, такие разговоры ведут мои поставщики. Впрочем, не будем пока о делах, лучше расскажи, как ты сейчас.

Мартин вздохнул.

- Тебе нужна правда, братка? – спросил он.

Огюст кивнул.

- И ничего, кроме правды. Ты ведь меня знаешь.

- Я уснул человеком, а проснулся развалиной, - с какой-то обжигающей откровенностью признался Мартин. – Мне нужна чужая помощь даже для самых простейших вещей, и я еще долго не приду в себя. Вот и вся правда, Огюст. А, еще меня бросила Инга, но ты наверняка в курсе того, как закончился мой брак.

Огюст выслушал брата с искренним теплом, сочувствием и любовью.

- Да, я слышал об Инге, - сказал он и, поднявшись, подошел к креслу Мартина и присел рядом с ним на корточки. – Братка, это уже случилось и прошло. И ты сам знаешь, насколько все было предсказуемо. Ты просто сейчас потрясен всеми новостями, и знаешь, что… Помнишь, как я упал с дракона?

Мартин горько усмехнулся, словно до сих пор сожалел о том, что заставил брата забраться на чудовище.

- Помню, - ответил он. – И не перестаю просить у тебя прощения за это.

- Я к тому, что слабость тела ничего не значит, если силен твой дух, - продолжал Огюст. – Я ведь потом залез на дракона еще в повязках. И он не сбросил меня, не укусил, а сделал круг над замком. И потом мы с ним подружились.

Мартин удивленно вскинул брови – похоже, это откровение было для него новостью.

- Вот как! – изумленно воскликнул он. Я вдруг подумала, что именно сейчас, в эту минуту капризный гордец Мартин Цетше начинает оживать. Может быть, когда он окончательно оправится, вернется и тот человек, которого я видела во сне.

Вернется настоящий Мартин.

- Да, - Огюст снова расплылся в широкой белозубой улыбке. – И сейчас тебе в первую очередь нужно воспрянуть духом, потому что ты подавлен, и я знаю, что это не доведет тебя до добра. Тебя надо встряхнуть и пробудить к жизни. Понимаешь, о чем я?

- Нет, - устало ответил Мартин. – Ничего я не хочу. И ничего не могу. Это правда, братка, с ней можно только смириться.

Огюст закатил глаза. Мне он нравился все больше и больше. Я любила таких людей – энергичных, сильных и добрых. Если бы они правили миром, мир бы стал намного лучше.

- Но сидеть-то ты можешь, - сказал Огюст. – Вот и сиди, а я все устрою. Через три дня наступит день Тыквенника, и не говори, что ты забыл, как весело мы его отмечали.

Бледное лицо Мартина обрело какое-то теплое мечтательное выражение, словно он заглянул в прошлое и увидел там только хорошее – семью, друзей, любовь… Все это у него было, и все еще вернется. Никогда не надо отчаиваться.

Я же не отчаивалась, хотя моя ситуация была намного хуже. Я просто прекрасно понимала, что если сдамся, то все закончится. Пусть не сразу, но закончится.

- День Тыквенника, - с мягкой задумчивостью повторил Мартин. – Нам ведь и правда было весело, братка, ты же помнишь.