Мужчине хватило одного беглого взгляда на экран, чтобы понять почему я в таком состоянии. Лазарев притянул меня к себе. Ему уже позвонили. Он все знал, а мне не хотел говорить, потому что думал, что мы с Олей больше не подруги и мне будет неважно. Не знаю как такое могло прийти ему в голову, да и вообще не понятно кем он меня считает, если может допустить, что смерть подруги, пусть теперь и не близкой, никак не зацепит меня.
Я ревела навзрыд. Он позволял излить свою боль слезами. Прижимал к себе, гладил по голове, говорил что-то невнятное, но по тону и тембру голоса я понимала, что пытается успокоить. А я на секунду забывшись растаяла в его руках, мне вдруг захотелось вернуться в прошлое и отменить все что с нами произошло. Потому что его запах, его горячие ладони на моей спине, тихий хрипловатый голос возвращали меня за грань, туда, где я еще не знала как будет больно потерять его.
- Ты хочешь поехать со мной на похороны? – прозвучало его тихое неуверенное предложение.
Утирая слезы, я лишь согласно кивнула и снова разревелась. Меня никак не отпускало ощущение, что со смертью Оли умерла и часть меня, та часть, которая была связана с дружбой, общением, детством рядом с ней. Но обида, что жила в сердце на протяжении последних лет странным образом никуда не делась. Перед глазами все еще стоит ее ухмыляющееся лицо, а в ушах звучат жестокие слова и я ничего не могу с этим поделать.
Вот и сейчас, проводив девушку в последний путь, ловлю себя на мысли, что так и не смогла простить ей предательство и от этого на душе примерзко. Конечно я могу договориться с собой и попытаться отпустить прошлое, но разве это будет честно? Разве не будет обманом, попыткой притворно быть хорошей? Ведь о мертвых либо хорошо, либо никак?
- Юля! – дернула меня за рукав куртки Анжела, наша с Олей одноклассница, которая в последние дни была рядом с умирающей девушкой. – Можно тебя на минутку?
Девушка с опаской глянула на Игоря, но тот, не обращая внимания на нашу с ней задержку, шел в направлении своего внедорожника. Казалось, его больше интересует состояние собственной обуви, которую он беспрестанно отряхивает от налипшей снежной каши.
Анжела, улучив этот момент, взяла меня под локоть и потащила в сторону от шедших к стоянке людей и, только удостоверившись, что мы не привлекаем внимания посторонних, всучила небольшой конвертик.
- Держи… - все также оглядываясь, словно передает мне что-то запрещенное, сказала девушка.
- Что это? – удивленно вскидываю бровь.
- Оля очень просила найти тебя и передать это письмо. - сказала Анжела. – Это что-то очень важное, потому что она даже поклясться попросила, что найду тебя и отдам лично в руки. Только ты спрячь его и прочти, когда будешь одна. Она об этом тоже просила…
- Юля! – громко окликнул меня Игорь. – Ты идешь?!
Анжелу, которая своей хрупкой фигуркой заслоняла меня от Лазарева, прям тряхануло от звука его голоса, а лицо в миг стало пепельно-белым, словно ее поймали на «горячем», что мне, если честно, показалось довольно странным. Неужели она так боится Игоря? Вслух я конечно не задала этот вопрос, но отметочку для себя сделала.
- Только ему не показывай… - быстро пробормотала девушка и как только я сунула письмо в сумочку, она слилась с мимо проходящей толпой и была такова.
Я не стала выискивать ее взглядом, потому как на похороны собралась если уж не половина так четверть города это точно. Если бы Игорь не рассказал мне Олину историю, я бы наверное очень удивилась такому количеству людей. Но теперь я знала о том, что она заболела раком пять лет назад, нужна была сложная операция и они объявили сбор. Деньги собрали, Олю прооперировали в Германии, потом был долгий период восстановления и наконец долгожданная ремиссия. Девушка успела вернуться к обычной жизни, работала в детской школе искусств преподавателем музыки, но полгода назад, пройдя очередное обследование, узнала, что болезнь вернулась и не только опухоль, но и метастазы, которые охватили практически все органы. Все произошло слишком быстро и слишком агрессивно. Был объявлен новый сбор, но скорее для паллиативного ухода, ведь врачи только разводили руками, отказываясь что-либо делать.