— Смотри, Артурчик, — сказала я мальчику, ковыряющему уже вторую минуту подряд пенек у дорожки, — под этим пеньком, возможно, спаленка какого-то жучка, который ждет, когда закончится зима.

Мальчик поднял на меня глаза с интересом. Да, сомнений в том, что Артур слышал, что ему говорят, не было. Правда, никогда не выполнял то, что его просят. Это, конечно, очень сильно смущало педиатров. Но я по практике знала, такое бывает. Нужно только работать…

Мальчик отвлекся от меня, резко вскинув взгляд на дом. Я автоматически повернулась за ним и почувствовала, как сердце ухнуло в пятки.

К нам навстречу шел Амир. Сегодня он был одет в неформальное — темно-зеленый свитер под болоньевой курткой в тон, темные джинсы. Неизменная щетина на щеках. Неизменно шикарный.

Я только и успеваю охнуть, когда вижу, как мальчик резко подрывается к отцу и бесшумно, ничего не говоря, повисает у него на шее, тут же им подхваченный.

Амир целует малыша и подходит ко мне, нервно теребящую застывшую в руках палочку, которую мы нашли с Артуром, и я предложила ему забрать ее домой, чтобы сделать из нее поделку.

Это наша первая встреча с того момента, как мы поговорили в кафе. Так получилось, что с того дня мы ни разу не пересекались. И я даже боялась анализировать почему… То ли его вечно здесь не было, то ли он преднамеренно избегал наших встреч… Лучше мне вообще об этом не думать.

— Здравствуй, Маша, — сказал он, подходя, с мальчиком на руках. — Как дела?

— Работаем, — ответила, подавляя робость в голосе.

Первый порыв — опустить глаза в пол. Его пытливый цепкий взгляд всегда на меня так действовал. Я всегда робела перед Амиром. Ему это нравилось. Его это даже заводило. А может он просто принимал это как данность…

— Освоилась на новом месте? Всё устраивает?

— Да, спасибо, всё хорошо…

Он молча кивает.

— Я был неделю в командировке, сегодня дома. Соскучился по сыну. Хочу провести с ним побольше времени. Не хочу, чтобы это тебе помешало.

Я нервно сглатываю. Внутри все встрепенулось и мечется в состоянии панического броуновского движения. Не хочу его присутствия… Не нужно мне сейчас этого смятения…

— У нас есть график занятий… Мальчик маленький, за раз я гружу его не более пятнадцати минут, с часовыми перерывами, но они ритмичны… — начинаю я нелепо лепетать подобие отмазок.

Амир кивает.

— Да-да, я все понимаю. И мне бы очень хотелось посмотреть за процессом. Пожалуйста, я и так катастрофически не добираю в общении с сыном из-за чертовой работы…

Его «пожалуйста» звучит анахронично и неуместно. И что-то внутри царапает.

Мне ничего не остается, как согласиться. Как минимум потому, что он платит мне деньги и имеет право посмотреть на работу своего персонала, я ведь персонал. И речь о его сыне, любимом. Ради которого он готов вырвать сердце…

Артур весело машет ножками, намекая, что его надо спустить на землю, а когда там оказывается, резво убегает, заливисто смеясь.

Мы оба следим за ним глазами.

— Что думаешь? Как он?

— Все хорошо будет… — говорю я хрипловато и снова опускаю глаза в пол.

— Маша, я сейчас разберусь с утренними звонками, а, скажем, через сорок минут, — говорит, деловито смотря на часы, — сможешь зайти ко мне в кабинет?

По телу пробегает легкая дрожь и волнение. Замираю.

— Хочу выслушать твое подробное мнение о состоянии Артура. Думаю, при мальчике не стоит обсуждать его самого.

Я молча киваю, хотя перспектива остаться в кабинете один на один с этим мужчиной не прельщает. И где Эльмира? Почему ее не видно с самого утра?

— Эльмира тоже будет? — спрашиваю я.