— Бывай, Пушкина. И это… — Бульдог замялся и неуклюже пробормотал: — Аккуратнее там. Я перед твоим папой в большом долгу.

Закусив губ, я скупо попрощалась и прикрыла глаза. Упоминание отца чиркнуло невидимым когтем по сердцу. Больно, неприятно, горько — эмоции смешались в привычный коктейль. Тоска заныла в груди, но я справилась и сдержалась. Не расплакалась, хотя очень хотела.

К дрянным кошкам все. Найду доказательства. И Пахомова-младшего приструню. Или переманю, чтобы рассказал о темных делишках отца.

Только не успели мысли сформироваться в голове, как дверь в единственную спальню неожиданно распахнулась. А на пороге стоял не кто иной, как Вадим. Собственной персоной. С довольной рожей и очаровательными ямочками на щеках.

Слава богу, одетый.

— Нянечка, — он прищурился и скрестил на груди руки, — а с кем ты болтала сейчас?

Ой, ой, ой.

3. Глава 3

Я быстро спрятала телефон под подушку, затем крепче сжала полотенце и поднялась.

Все время, пока я двигалась, Вадим Пахомов не отрывал от меня внимательного взгляда. Изучающего. Как будто просчитывал дальнейшие реакции. Уголки его губ дрогнули в подобие улыбки, а фигура заполонила проход. Потому уйти мне было некуда.

Интересно, если я опробую на нем что-нибудь из приемов самозащиты, он догадается? Нет, вряд ли. Откуда бы у бестолкового мажора возникла мысль, что его няня (или кто я там для него) не так проста.

— С другом, — я изобразила радушие будущей Мэри Поппинс. — В чем дело, Вадичка? Тебя надо проводить в туалет? Одному страшно?

Зеленые луга потемнели, Пахомов недобро прищурился и склонил голову.

— Шея болит, ударила ты меня… — он обиженно выпятил нижнюю губу и добавил издевательски: — Нянечка.

— Где ударила? Дай подую.

— И погладь обязательно, — закивал засранец, отчего пепельная челка закрыла глаза.

Все-таки странный цвет волос. Необычный. Может, от матери достался?

— Ладно, Вадим, — я выпрямилась и собрала в кулак всю себя. — Давай начистоту. Я несколько удивлена и ошарашена тем, как все сложилось. Уверена, что и ты находишь в недоумении.

— В сраном шоке, — буркнул он между делом, но я не обратила внимания.

— Так вот. Почему бы нам не прийти к соглашению? Я взрослый человек, а ты… э-э-э… Вроде бы достиг возраста, когда не ссутся в кровать. Решим вопрос полюбовно.

— Согласен!

И потянулся к ремню на синих джинсах. Сначала я опешила, заметалась взглядом по всем поверхностям в спальне. Даже прикинула угол полета той фарфоровой вазы или светильника на тумбочке. Еще бы со своей задачей прекрасно справилась умная колонка Маруся. Я уже потянулась к ней, но в последний момент передумала.

— Стой на месте, герой-любовник! — рявкнула я.

Для острастки выставила вперед руку и приняла боевую стойку. Зенкутсу-дачи использовалась для атаки. Еще я бы спокойно блокировала нападение, додумайся Вадим на меня напасть. Я расслабила плечи, бедра выдвинула вперед.

Пахомов-младший перестал баловаться с ремнем и опять взглянул на меня. Его изучающий взор прошелся вдоль напряженного тела. Хмыкнув, он прислонился плечом к косяку. Медленно. С таким видом, будто не воспринимал меня всерьез.

И неудивительно. Я килограмм на сорок легче, да и ростом не выдала. Жалкие сто шестьдесят семь против ста восьмидесяти. Не меньше. Голышом Пахомов-младший производил впечатление человека, который очень любит спортивный зал.

— А что будет? — Вадим склонил голову.

— Научу послушанию, — я сурово сдвинула брови.

А сама внутри затряслась от ужаса. Почему-то. Раньше я спокойно выходила врукопашную против очередного наркомана или пьяного урода. На облавах случалось всякое, а уж про вызовы на дом и говорить нечего. Некоторые асоциальные элементы себя похлеще любого закоренелого сидельца вели. Нельзя применять табельное к гражданским без острой необходимости. Приходилось всегда договариваться. Или драться. Парни, конечно, прикрывали мне спину, но сейчас я была один на один с противником.