Эх, судьба несправедлива. Я мысленно прокляла Рудольфа с его инициативами.

— Ох, я так давно не посещал каток. Знаете, в мое время здесь было скромнее, — вздохнул Иван Петрович. — Мы с Мариночкой и дочкой часто приходили сюда полюбоваться расцветающим к празднику городом.

Сам Штерн от посещения катка отказался, сославшись на возраст и больную спину. Никто не поверил, но от замечания нас удержало правило хорошего менеджера: с клиентом не спорят, а договариваются. Потому на каток отправились мы с Рудольфом, Иван Петрович предпочел понаблюдать за нами из зоны отдыха. Поддерживать, так сказать, душой и сердцем.

— Иван Петрович, — позвала я задумавшегося мастера, — давайте после катка посидим в уютном месте и обсудим детали договора?

— Конечно, милая, — улыбнулся Штерн так, что у меня закрались подозрения. Сбежит под шумок, чтобы не доставали со сделкой.

В машине Иван Петрович всю дорогу болтал о хрустале, влиянии количества граней на блеск, странных заказов клиентов. Чем больше мастер открывался, тем сильнее приходило понимание, что нас конкретно водят за нос. Отказаться бы, однако звонок начальника отдела и мизерный шанс на победу остановили. Да и приключение в столице мне нравилось.

Ну кроме катка.

— Не напирай, — горячее дыхание Рудольфа обожгло ухо. Сам он давно топтался у скамейки в ожидании, пока я соизволю завязать шнурки на коньках.

В просторной раздевалке помимо нас сидели два молодых человека, и я зависла, разглядывая их. Ничего необычного. Симпатичные парни готовились выйти на лед, чтобы хорошенько порезвиться под задорную музыку. Вот они точно не боялись попасть потом в травмпункт.

— Гляди, страховочные игрушки. Взять? Они, правда, для деток, но… — Рудольф сунул мне под нос экран, где на фотографии укутанный по шею малыш держался за ручки уродливого пингвина-помощника.

Я подняла ногу, обутую в конек, и злобно прищурилась.

— Только упади, сразу проедусь по твоим пальцам, — прошипела я.

— Ты очаровательна в гневе, Сахарочек, — беззаботно рассмеялся Морозов.

— Вы такая милая пара, — от слов Ивана Петровича меня перекосило. — Ах, нет ничего прекраснее любви…

Передернув плечами, я выдавила из себя улыбку.

— Так тебе нести пингвина? Есть пандочки, — насмешливо спросил Рудольф. Фразу про любовь он благополучно пропустил мимо ушей. — Арендую за триста рублей.

— Мозги себе арендуй, — бросила я недовольно, поднялась и повернулась к Штерну. — Иван Петрович, далеко не уходите. После катка пойдем пить чай.

— Конечно, Аленушка, — закивал мастер и подмигнул Рудольфу. — Строгая она.

— Здравия желаю, товарищ генерал Сахарок!

Я покосилась на Морозова, как на последнего идиота, когда он отдал честь. Позади раздались короткие смешки тех парней, Штерн покачал головой. И хоть на каток по-прежнему не слишком хотелось, недовольство растворилось в малахитовых искрах. Жизни и энергии в Рудольфе было так много, что окружающие невольно заряжались от него весельем.

Плохо, очень плохо. Такие мужчины опаснее всех прочих. Влюбиться в них легко — отпускать непросто. Женщина, какой бы умной она не себя ни считала, легко поддавалась обаянию таких Рудольфов. И я исключением не стала.

Судорожно вздохнув, я задрала повыше подбородок и загнала подальше желание прикоснуться к лицу Морозова.

Сотру поцелуем улыбку позже, посещение катка строго регламентировалось по часам.

— Вольно, рядовой олень, — хмыкнула я.

Повернулась к выходу, но в последнюю секунду Рудольф переплел наши пальцы.

— Чтобы не потерялась, — заявил он, потянув меня за собой.

— Лучше о сделке думай, сохатый, не строй глазки.