- Пустяки, - он отмахивается и возвращается к разбитому стеклу.

Дверца багажника не поддалась, а заднее стекло превратилось в дикую мозаику из мельчайших осколков, повисших на пленке.

Прямо посередине зияет уродливая дыра неправильной формы, с алыми разводами на рваных краях.

Стоит Денису разжать ладонь, как он тут же шипит сквозь сжатые зубы. На обшивку багажника капают темные вязкие капли с характерным запахом металла.

- Дай я посмотрю, - говорю твердо. По крайней мере, мне бы хотелось так думать.

Замечаю в багажнике аптечку, перебираюсь к мужчине и настойчиво тяну руку.

- А ты врач? – не своим, наигранным голосом пытается отшутиться Денис.

- Нет, - качаю головой, наконец, перехватывая его руку и разворачивая раной к себе.

В глазах темнеет на секунду.

Мужская ладонь превратилась в месиво из осколков автомобильного стекла, кусочков разрезанной кожи, тающего снега и алой отвратительно пахнущей железом крови.

- Выглядит хреново, - говорю сама с собой, стараясь дышать через рот.

- Откуда тебе знать? – не унимается Горский.

Я одной рукой распахиваю аптечку и быстро нахожу нужный флакон.

- Я закончила курсы первой медицинской помощи, - отвечаю быстро. И пока собеседник пытается переварить услышанное, быстро выливаю на его ладонь перекись.

В ответ мне раздается рык раненного зверя и отборный мат. Крепко держу его руку, не давая вырваться.

- Успокойся, - говорю строго. Хотя сама понимаю, что голос от напряжения дрожит. Перед глазами начинают плясать круги.

Я действительно закончила курсы первой помощи. Вот только это было сродни подвигу. Я с детства боюсь крови. До одури. До обморока.

На курсы я пошла осознанно по двум причинам: основная – знания могли помочь мне в работе; дополнительная – я должна была загнать страх поглубже и не дать ему взять над собой верх.

- Ты сдурела? – орет Денис. – Больно!

- Терпи! Сейчас отпустит, - перехватываю салфетку и стираю с мужской ладони хлопья ярко-розовой пены. Несколько осколков выпадают мне в руки.

- Теперь надо наложить повязку, - перехватываю свежие салфетки и бинт.

Осторожно все фиксирую и тур за туром накладываю повязку.

Я не поднимаю глаз, стараясь следить за своей работой. Но чувствую на себе тяжелый, изучающий взгляд. Возможно, я чувствую в нем нотки удивления. Возможно, мне это только кажется.

Озябшие пальчики плохо справляются с бинтом. Завязываю кривой бантик.

- Отлично! – Горский вырывает руку, не поблагодарив.

- Что ты собираешься делать?

- Продолжить, - отмахивается он.

- Сдурел? Тебе не стоит сейчас работать рукой.

- Я очень ценю твои советы, но лучше помолчи, - шипит он раздраженно.

Горский подхватывает первую попавшуюся тряпку и с ее помощью отрывает куски разбитого стекла и отбрасывает их в сторону.

Мужчина придирчиво осматривает получившееся окно, потом себя, обреченно опустив голову.

- Ты не пролезешь, - констатирую факт, зябко кутаясь в пуховик.

- Блядь, - очередное ругательство вместо конструктивного диалога.

- Давай, - протягиваю ладонь, еще не до конца понимая, зачем я это делаю.

- Ты тоже не пролезешь, - качает он головой отрицательно.

По новому, оценивающе осматриваю получившееся окно, после себя. Резко дергаю собачку вниз и скидываю пуховик.

- Поспорим? – вскидываю подбородок, бросая вызов.

Выхватываю из его рук красную тряпку и практически ныряю в образовавшийся провал.

Зажмуриваюсь от слепящего белого снега, что облепляет лицо и моментально застывает на нем ледяной коркой.

Мороз пронизывает меня, забираясь под две кофты. Открываю рот, чтобы вдохнуть, но тут же захлопываю, обжегшись ледяным воздухом.