Я кое-как прошу отпустить. И дальше рапидная съемка: в тот момент, когда его все-таки отпускают благодаря моим нечеловеческим усилиям, когда с него снимают наручники, он вытягивает губы, и я с ужасом понимаю, что он собирается сделать, но поздно. Он плюет. И я вижу как в замедленной съемке, как этот огромный плевок летит в майора. И дальше я пытаюсь закрыть его голову руками, потому что град дубинок обрушивается на Юхана.

Через пару дней звонит все-таки живой Юся и говорит:

– Иду жаловаться шведскому послу!

Утро. Приезжаю разбираться с Юсей, куда делись все наши деньги.

– В бумажнике посмотри, – отмахивается Юхан.

Я смотрю, там один доллар лежит.

– Украли, тцуки! Проститутки, тцуки, украли, – грустно объясняет Юся.

Я понимаю, что в итоге я с ним разорюсь и жить я так больше не могу, и говорю:

– Давай ты своим путем пойдешь, я своим.

Ровно через два дня мы сидим у Ромы Прыгунова, выпиваем, приезжает Юхан на «восьмерке» «БМВ» – то ли краденая, то ли где-то откочерыжил.

– Федька, мы с тобой хоть и расстались, но я тебе сделаю студию, я сейчас занимаюсь нефтянкой.

– Юхан, ты можешь уехать куда-нибудь, пожалуйста?

Первые пластиковые окна. Новый бизнес. Естественно, Юхан был представителем крупной европейской компании по установке пластиковых окон. Был у него друг-татарин, который попросил поставить у себя в доме одно большое окно.

– Конечно, – говорит Юхан. – Двадцать пять тысяч долларов.

– Сколько?

– Двадцать пять тысяч – и все сразу будет.

Друг уезжает в Испанию в отпуск, оставляет Юхану ключи.

Юхан снимает где-то офис у маленькой старушки. Думает о себе, что он минимум Говард Хьюз, максимум Билл Гейтс!

– Трансконтинентальный перевод, бабка, тебе придет, скоро, обязательно придет. Гонконгская биржа просто еще закрыта, сейчас Доу-Джонс выровняется, и все придет, жди, бабка!

И не платит аренду уже полтора года. В результате бабкин сын, крепкий малый из ВДВ, приходит к нему с помповым ружьем, стреляет в кресло и говорит:

– Юхан, если через день ты не заплатишь моей маме аренду, следующий заряд солью засажу тебе в одно место.

– Ах так!

На следующий день Юхан со своими друзьями буцкают сына этой бабки, бабка подает заявление, Юхан в розыске.

Приезжает друг-татарин из отпуска. И видит, как на ореховом наборном полу лежит куча сухих листьев и зияет дыра во весь дом, где никаких окон нет, только снежок кружится.

– Юха-а-а-ан!

Со всех сторон на него нападают, и Юхан уезжает за границу. Он не может, слава Богу, въехать в Россию и присылает мне разные письма.

– Все на мази. IT-технологии, водородное топливо, опреснители морской воды – вот будущее, старик.

Одновременно с этим он вспоминает, что семья его очень интеллигентная, сильно репрессированная за стихотворение про чаек: чайки загадили колхозный маяк, и двое влюбленных плыли и разбились о скалы, а комсюки нашли в этом подтекст – маяк-то колхозный был. Семья подверглась репрессиям.

Это одна из версий, почему он всегда был заложником совести.

Журналист Юлия Бордовских рассказывает, какой путь способны преодолеть любящие друг друга люди.

И куда такой путь может привести.

Например, на Олимпийские игры в Сочи. Все возможно!

Вот вы знаете, что такое, когда встречаются два человека в зрелом возрасте, немолодых по биографии? Ему 43, ей 37. Привычки, устои, капризы, хочу – не хочу, люблю – не люблю. У нее вся жизнь – спорт, фитнес, спортивная журналистика, романы со спортсменами, о которых, кстати, никто до сих пор не знает… Ответственность в любой ситуации запредельная, сила воли, преодоление в крови, по-честному поступательное движение вперед, как учили в спортивной школе олимпийского резерва… Дочь… Такая немножко пионерка.