. Если не считать атомов за абсолютно простые, если внести в само понятие тела также и качественные изменения и различия, и, вообще, если не исходить из последовательной, до конца продуманной механической теории, тогда ничто не заставляет нас отвергать психофизическую причинность. Лишь на основе чисто количественной теории телесного мира ее отрицание становится неизбежным, и именно вытекающая отсюда полная несравнимость физического и психического делает параллелизм столь же немыслимым, как и причинную связь.

Эти соображения для приверженцев параллелизма покажутся слишком простыми, чтоб устранить то предположение, в котором находят, по-видимому, свою опору столь многочисленные факты опыта. Но – мы еще раз повторяем – здесь дело вовсе не в фактах опыта, а в проведении общих принципов; и если невозможность этого проведения не всегда очевидна, то это лишь потому, что сторонники параллелизма в решающем вопросе, к сожалению, никогда не пользуются строго логическими рассуждениями, а постоянно прибегают ко всякого рода аналогиям и образам, которые не только ничего не доказывают, но служат исключительно для того, чтобы затушевать трудности проблемы. Как бы остроумны и занимательны ни были эти образы у Фехнера, но всегда оказывается, что сравнение несостоятельно как раз в самом важном пункте, что параллелизм физического и психического непременно нужно мыслить иначе, чем он представляется в образе, – более того, что привлекаемая аналогия несравнима с отношением физического и психического, то есть вовсе не является аналогией.

Позволю себе иллюстрировать это на примере, взятом из одного новейшего сочинения12. Реальность сравнивается здесь со сферическими поверхностями в математике: как последние имеют свою вогнутую и выпуклую стороны, так и действительность должна быть, с одной стороны, физична, с другой – психична – и в то же время, подобно сферическим поверхностям, соответствовать себе, точка в точку, в своих обеих сторонах. Вполне ясно, что означает параллелизм в применении к сферическим поверхностям. Здесь, в самом деле, всякое изменение вогнутой формы обусловливает изменение выпуклой, и это зависит не оттого, что одно изменение вызывает другое, а оттого, что вогнутое бытие тожественно с выпуклым. Далее, параллелизм можно провести здесь до малейших деталей, так как обе стороны определены чисто количественно. Но когда нам говорят, что «подобным образом» обстоит дело с целым миром, или же с человеческим миром, то мы напрасно ищем в нем того момента, с которым могли бы связать идею подобного соотношения. Те особенности сферических поверхностей, на которых основана возможность соответствия между двумя их сторонами, встречаются исключительно в математических фигурах и не наблюдаются ни на одном действительном процессе. Даже тело никогда не имеет двух сторон, которые могли бы считаться параллельными в этом смысле слова, а что это значит, что количественный мир соответствует качественному, как вогнутая сторона сферической поверхности выпуклой? Здесь отсутствует всякое tertium comparationis, и «соответствие» становится пустым словом. До тех пор, следовательно, пока сторонники параллелизма будут давать только образы, где две количественно равные стороны считаются параллельными, всякая попытка уяснить на этих образах параллелизм количественно и качественно определенного бывания должна или привести к неразрешимым противоречиям, или же показать, что психическое именно не может соответствовать физическому в том смысле, как одна сторона математической поверхности соответствует другой.