– Ну и вонища… ― проворчал Андрей, присаживаясь на настил. ― Как думаешь, надолго?

– Не знаю, ― пожал плечами Радим, устраиваясь рядом. ― Ой, бля… Больно ноги… На сколько там обычно арестовывают. Андрюха, тебе как, нормально прилетело?

– Мало не показалось. Добавки не надо. Но в целом терпимо. А ты что?

– Ляжки отбили… ― сквозь зубы прошипел Радим. ― И по почкам досталось. Пока в обезьяннике сидели, вроде ничё было, а сейчас разболелось.

– Закурить есть, хлопцы? ― спросил кто-то.

– Не курим, ― ответил Андрей.― Сколько здесь держут?

– Смотря за что приняли.

– Да мы не виноватые вообще, ― убеждённо сказал Радим.

– Ага. Тут все такие, если ты не знал, ― отозвался собеседник с напускной скромностью и одновременно с едким сарказмом бывалого сидельца.

На нарах несколько человек засмеялись как-то погано, по-хамски.

Андрей многозначительно посмотрел на товарища, дескать, оцени юмористов.

Ночь провели, кое-как устроившись среди других. Места ещё хватало, но потесниться всё ж пришлось.

Радим стоически переносил храп неведомого соседа, думая о том, что при обыске забрали японский смартфон последней модели, деньги, ключи от квартиры, выгребли всё, что было в карманах. Теперь неясно, что вернут, а что нет. Ключи ― ладно, это не проблема замок на двери сменить. А вот смартфон… Там все контакты личные и рабочие. Если зажмут, дело плохо. Как всё восстанавливать? Он даже номер Дарины не помнил ― просто внёс в память аппарата и всё.

«Дариночка, как же ты там? Думаешь ли обо мне?»

Он долго мучился от боли, от неудобства и мрачных мыслей, пока не забылся тяжёлым сном.

***

Наутро его и товарища развели по кабинетам.

Радим попал к толстой тётке средних лет ― деловитой, спокойной. Такая запросто проведёт все необходимые следственные действия и отправит дело дальше вместе с пережёванной ею очередной жертвой уголовно-процессуальной системы.

– Ну что, допрыгался? ― услышал он вместо приветствия.

Яворский счёл за лучшее промолчать.

Мурыжила тётка его долго и не один день. Всю душу вынула. В результате всех этих неприятных встреч и переживаний за будущее, в отношении него и товарища избрали меру пресечения ― отобрали подписку о невыезде, выражаясь языком уголовно-процессуального права. То есть запретили отлучаться с места жительства. В противном случае могут избрать иную, более жёсткую меру пресечения ― заключение под стражу.

Вещи им вернули в целости и сохранности.

Стали друзья ходить на допросы уже не из камеры, а из дома.

Андрею-то что, он не трудился официально, а вот у Радима на работе сразу начались неприятности. С его мерой пресечения он не мог и думать о служебных командировках. Шеф напряжённо молчал несколько дней, потом вызвал в кабинет и с глазу на глаз сказал без обиняков, что временно отстраняет от руководства отделом, ставит на его место заместителя и отправляет в Прагу. А Радим пока здесь поработает. Но если получит судимость, пусть даже условную, увольнение станет неизбежным.

Он впал в депрессию.

Звонить и общаться с Дариной просто не мог. Как рассказать ей о таком поражении в карьере, о нелепой случайности, приведшей к столь плачевным последствиям? Сам создал образ успешного человека. Как теперь быть? И она почему-то не звонила. Гордячка. Оно и к лучшему. Когда всё пройдёт, позвонит, объяснит. А пока… Пока надо думать, как соскочить с неминуемой судимости, ибо это настоящий крах.

Как он ни пытался, как ни крутился, ничего не вышло: условный срок ему впаяли. И адвокат не помог. С клеймом позора и чувством, что всё же легко отделался, Радим покинул зал суда. Майдан уже утихомирился. «Беркутовцев», превысивших полномочия, наказали. А он в числе других неудачников стал жертвой системы. Теплилась надежда, что с бездушных исполнителей спросят активисты майдана. Ведь не только он и друг пострадали от равнодушия и формализма чинуш. Может быть, воздастся им за всё. Однако столь призрачная надежда слабо успокаивала.