Он отошел на шаг, оказался рядом с входной дверью. Протянул руку. Ей показалось, что в его руке появился приклад ружья.

Карабин лежал у нее на колене, она нажала на спуск. Легко, как это оказалось легко. Она выстрелила в пустоту. Просто, чтобы напугать. Она привыкла, что у ружья бывает отдача. Жорж показал ей, как смягчить удар, надо одну ногу выставить вперед, вторую поставить назад, тело гибко изогнуто, дыхание приостановлено. Слова Жоржа всплывали в сознании. Словно его взгляд устремился на нее, взбадривал ее. «Они не справятся с тобой, малышка, ни за что не справятся».

Она увидела, как он покачнулся, держась за правую коленку.

С ужасом поглядел на нее. Склонился над коленкой, пощупал ее. Он не верил происходящему. Поднял голову. Он даже не упал. Можно было вообще подумать, что шум не имел никакого отношения к выстрелу, что это где-то ветер сломал сухой ствол дерева. Она почувствовала, что мир вокруг делается зыбким, плывущим. Но продолжала стоять, направляя ствол карабина на Тюрке.

Он сделал шаг вперед, чтобы убедиться, что еще может ходить.

Она выстрелила снова.

Но на этот раз она целилась во вторую коленку.

И он наконец упал.

Стелла по-прежнему не двигалась с места. Ствол карабина она направила в землю. Она подумала: жаль, что у него только две коленки. А то она только вошла во вкус.

Он пополз по направлению к ней, гримасничая и ругаясь: «Шлюха! Грязная девка! Говнюха! Да я тебя раздавлю, ты заплатишь за это, сука, гадина поганая!»

Она не испытывала никаких эмоций.

Ни о чем не думала.

Или нет, она подумала: одним негодяем меньше.

И у нее появилась новая идея.

Нужно с кем-то поговорить.

Было одиннадцать часов.

Жюли заваривала себе на кухне травяной чай. Телевизор был включен. На подносе с сыром расплавленный камамбер медленно стекал на клеенку.

– Ну? – возбужденно спросила Жюли.

– Я прострелила ему коленки. Обе.

– Ч-черт!

– Как-то само собой получилось. Ну, по крайней мере, в первый раз. Потому что во второй…

– Он мертв?

– Не думаю. Вряд ли.

– Но он, должно быть, потерял много крови.

– Наложит себе жгуты.

– Ну еще надо, чтобы он дополз до дома.

– Это точно.

Они переглянулись. Ни одна не выглядела напуганной.

– Ты сваришь мне кофе? – спросила Стелла. – Карабин я оставила в машине.

– Это не страшно. Тебе крепкий?

– Да.

– А комбинезон? – спросила Жюли. – Его надо сжечь.

– Ты уверена?

– Несомненно.

– Я пойду схожу за ним.

– Сожжем его в котельной. Чтобы наверняка.

Жюли посмотрела на часы.

– Так, сейчас одиннадцать пятнадцать, в полдвенадцатого посмотрим выпуск новостей, сможем рассказать, о чем там говорилось. Скажем, что ты провела вечер у меня, мы делали новую работу по рукоделию для нашей мастерской… Я достану кусочки ткани, ножницы, иголки. Покажу тебе последнюю вещь, которую я сделала. Ты можешь о ней рассказать. А в случае, если…

– Все это надо будет говорить. Если нас об этом спросят. Но возможно, этого не произойдет. Алиби просто не понадобится.

– А как ты себя чувствуешь? Все нормально? – спросила Жюли.

Странно, Стелла по-прежнему ровным счетом ничего не испытывала.

Она подумала только: «Нужно вернуться домой не слишком поздно, Том там один с собаками. Я все хорошо закрыла, но мало ли что…»

Чуть позже, когда они сидели, склонившись над клочками ткани, пуговицами, кусочками меха и слюды, Жюли заявила:

– Могу поклясться чем угодно, что Тюрке ни за что на свете не скажет правду.

– Что ты имеешь в виду?

– Он никогда не признается, что это ты его ранила.

– Почему ты так считаешь?

– Ну подумай сама. Если он признается, что позволил расстрелять себя соплячке, и тем более тебе! Его станут считать половой тряпкой, он потеряет свой статус в банде. Ну, а если он придумает историю про грабителя или бродягу, с которым он дрался, а тот выстрелил в него, он будет почти героем.