Обогнув очередную толпу с гидом, я притормозила и перевела дух. Уставилась на табличку под лаконичной фигуркой в юбке. Закрыто. А здесь можно было бы спастись от взглядов и неприглядной реальности.
Я не привыкла проявлять эмоции на публике, но так хотелось расплакаться! Разве это не полный дефолт: сделать рывок на последние деньги, чтобы всё изменить, и получить взамен предложение о грязных игрищах, жирные губы и пошлые руки?
С дрожью внутри я подошла к служащей в сером платье и спросила на своём скудном французском, где найти другой туалет. Та протараторила, словно соревновалась с кем-то на скорость. В смеси иностранных звуков послышалось, что меня посылают на девяносто первый этаж, в портал, где приземляются инопланетные корабли...

* * *
Я всё-таки его нашла. Заперлась, выплакалась, подправила глаза карандашом. Вышла, по-прежнему растерянная. Что теперь?
Кафель под ногами, как шахматная доска, невероятные потолки резной роскоши над головой, запах музейного воска, раскрытая дверь, помнящая королей. Я взглянула на вывеску: «Египетский зал», и сердце дрогнуло.
Египет – ещё одна моя несбывшаяся мечта. И не зайти я не смогла...
Отделанный красным деревом и позолотой зал встретил меня внушительной фигурой фараона из чёрного камня. Я замерла от того, что невероятная красота оказалась так близко. Медленно обходя витрины, залипла взглядом на утонченной фигурке богини Исиды с выставленными перед глазами ладонями. К счастью, мне не нужен был французский на табличках: я – историк по образованию и не случившийся египтолог.
Взгляд наткнулся на алебастровые статуэтки Нефертити и Эхнатона. Душу тронула ностальгия.
Всегда хотелось разгадать тайну этой пары. Чего только не говорят о нём: еретик, гений, просветлённый пророк; она – его богиня. Как было на самом деле? Я бы хотела разобраться, но чтобы ездить на раскопки в край пирамид, учиться надо было в Москве и оплачивать поездки самой. А папа говорил: деньги – не главное.

Я остановилась у скульптурной головки юной царевны Меритатон, и сама отразилась в бликах стеклянной витрины. Перед поездкой я перекрасила волосы в смоляной. В коротком льняном платье, в босоножках с тонкой перепонкой, загорелая, с подведёнными стрелками глазами, я неплохо смотрелась среди статуй. Только смартфон в руке выбивался из антуража. Я поймала на себе недоуменный взгляд двух пахнущих, как булочки, старушек.
Включив телефон, обнаружила десять пропущенных от Франсуа. Я вспыхнула и стёрла контакт. Не до гадов, когда вокруг такие сокровища амарнского периода!
Время проглотили яркие саркофаги, расписанные цитатами из Книги Мёртвых. Для непосвященного – затейливые картинки; для меня - ни одного лишнего знака.
С удовольствием расшифровывая забытые иероглифы, я подумала о том, что древние специально так тщательно провожали мёртвых, чтобы потом мы, живые, узнавали с надгробных памятников настоящую историю.
При виде мумии, тщательно перебинтованной серыми тканями, стало не по себе. Что-то ёкнуло в душе, я отвернулась. Любопытство потянуло к выставленным под стеклом вырубленным археологами плитам из царской гробницы, – в неприметный и не вызывающий особого интереса уголок за резными колоннами и величественными статуями.
Рука сама потянулась к цветным рельефным письменам и крошечному анкху, который соколиноголовый бог подносил к губам усопшего фараона. Я наткнулась на стекло и отдёрнула пальцы, устыдившись. Где-то рядом беседовали на русском:
– Так вы говорите, что египтяне использовали струнные инструменты? Что вам мешает? Разве нельзя сделать такие же?