Проплакав три месяца, я почувствовала жадность к жизни. Мне уже двадцать три! Почему кто-то живёт на Бали, в Париже, Лондоне, в Москве, а я – с муравьями, пожирающими рыхлые от времени ставни; на улице, где проезжими бывают только рытвины? Неужели судьба пропечатана в ДНК, как адрес в прописке? Нет! Мне только двадцать три!
Я уволилась из школы, нашла более оплачиваемую работу в мегаполисе, возле которого наш городок ютился, как дворняжка на привязи. Записалась на языковые курсы, оформила загранпаспорт и начала откладывать на поездку. У меня появилась цель – увидеть мир. Работать ради этого не страшно, а учиться я люблю.
Получать языковую практику, общаясь с настоящим французом, оказалось не так легко, как говорили девочки в языковой школе, но я попробовала. Говорят: ничего хорошего из таких знакомств выйти не может, но... У других же получается!
К тому же без предупреждения из далёкого села приехал папин младший брат. С важностью султана дядя Тимур обосновался в нашем доме, часть которого, как выяснилось, была оставлена ему в наследство дедушкой. Наши комнаты заполнились голосами четверых двоюродных братьев и трёх сестёр; тёти Раисы и тёти Сабины; запахами плова, тушёной баранины; чужими вещами, привычками, неловкостью.

Поначалу я радовалась: не одна. Меня кормили после работы кутабами с зеленью и чак-чаком. Но без лишней деликатности родственники заняли всё пространство, включая и моё личное. Тёти твердили, что девушку не красят джинсы, намекали о платке и скромности. Дядя объявил, что как старший в семье отвечает за меня, а я дурно воспитана мягким отцом и русской матерью.
За день до отъезда в Париж дядя известил меня о женихе из своих мест и нашей свадьбе, как о факте решённом. Я подскочила в гневе, тёти полезли обниматься с поздравлениями, братья – бросаться друг в друга едой. И только кузина-подросток, откуда-то пронюхав про поездку, прошептала мне у двери в мою комнату: «Езжай, Дамира, езжай! Будет, где в Европе остановиться, если что. Я тоже поеду!»
Так что я чувствовала себя не Колумбом, отправляясь ночью в аэропорт, я бежала из Шоушенка со страхом неудачи и искристой надеждой на лучшее.

* * *
Увидев, как студент удаляется от окошечка навстречу Парижу, я сделала три шага вперёд и дрожащей рукой протянула загранпаспорт. Сердце отбило чечётку.
– Quel est le but de votre visite? – вдруг дружелюбно улыбнулась чернокожая девушка в тёмной форме.
– Туризм, – от ошеломления ответила я по-русски.
Та пропечатала штампом страницу в моём паспорте и вовсе не стала пожирать моё сердце, как страшное чудовище Аммат за ложь грешника в египетском Царстве Мёртвых... Подхватив чемодан, я бросилась бежать, не веря, что меня всё-таки пропустили в Париж! Ура! Сегодня я встречусь с Франсуа и, надеюсь, в реале вспыхнет та химия, о которой все говорят, потому что без химии я ни на что не согласна!
На выходе в город я наткнулась на рекламный баннер, на котором, над египетскими пирамидами и знаменитым бюстом Нефертити, летел красивый авиалайнер. Хороший знак! Я пошла прямо на него, а когда поравнялась с изображением, африканец с дредами присвистнул и странно на меня посмотрел. Наверное, мы все для них на одно лицо...

3. Глава 2

Пять часов спустя я спасалась бегством по коридорам Лувра от иностранца, повторяя одно и то же: "Как он мог мне такое предложить?!" Скабрезный шёпот Франсуа звучал гонгом в моих ушах, вызывая тошноту. Этот француз казался таким милым в переписке, а сейчас будто грязью облил. И Моны Лизы не постеснялся...