Через секунду уже ее лицо дернулось, и почти сразу Элли заулыбалась – хотя и отдавала каждый микрон с боем. А потом она начала смеяться и колотить меня свободной рукой. Высвободив руку, она стояла и от всей души смеялась, а спустя минуту снова села за столик. И швырнула в меня скомканной салфеткой.

– Это из его детства, – сказала она. – Он был толстым мальчиком, и над ним смеялись. Ты знаешь, каким бывают дети… они сократили Спаннинга в Спанки, потому что «Маленькие негодяи» как раз шли по телевидению, и… ох, Руди, перестань!

Я, наконец, успокоился и сделал примирительный жест. Элли наблюдала за мной с сердитой настороженностью, пока не убедилась, что я не собираюсь больше отпускать тупых шуток, а потом продолжила:

– После того как судья Фэй огласил приговор, я передала дело Спа… Генри к апелляции. Я требовала не проявлять снисхождения, когда адвокаты Генри представили апелляцию в Одиннадцатый Округ Атланты[49]. Когда ему отказали в апелляционном, тремя против нуля, я помогла подготовить короткую сводку – когда адвокаты Генри отправились в Верховный Суд Алабамы. И когда Верховный Суд отказался рассматривать апелляцию, мне показалось, что все закончилось. Я знала, что у них не осталось вариантов – ну, может, только прошение губернатору штата. Но это бы ни за что не сработало. Так что я подумала: «Ну вот и все». Три недели назад, после отказа Верховного Суда, я получила письмо от Генри. Казнь должна состояться в следующую субботу, и я не могла понять, зачем бы ему встречаться со мной.

– Письмо… как оно до тебя добралось? – спросил я.

– Через одного из его поверенных.

– Я думал, они опустили руки.

– Я тоже. Доказательства были такими весомыми. Полдюжины адвокатов нашли способы отказаться. Такие дела не приносят юристам доброй славы. Одно только количество свидетелей на парковке у того «Винн-Дикси» в Хантсвилле… Руди, их там было добрых полсотни. И все видели одно и то же, и все опознали Генри, раз за разом, двадцать, тридцать, могли быть и пятьдесят, если бы нам требовался такой длинный парад. И все остальное…

Я поднял руку. «Я знаю», – говорила эта открытая ладонь, поднятая в воздух. Она все это мне уже рассказывала. Каждую жуткую деталь, пока меня не начинало тошнить. Казалось, словно я сам все совершил, настолько живо и ярко она вела рассказ. Морская болезнь после прогулки по чужому разуму в сравнении с этим казалась приятной. Мне становилось так плохо, что я даже думать об этом не мог. Даже в момент человеческой слабости.

– Итак, письмо принес адвокат…

– Думаю, ты его знаешь. Ларри Борлан, работал с ALCU[50]. До того был главным советником при законодательном собрании Алабамы в Монтгомери. Выступал в Верховном Суде – сколько, два, три раза? Отличный парень. И его не так легко обмануть.

– И что он обо всем этом думает?

– Он думает, что Генри абсолютно невиновен.

– Ни в чем?

– Ни в чем.

– Но там было пятьдесят незаинтересованных случайных свидетелей при одном из убийств. Пятьдесят, ты сама это только что сказала. Пятьдесят – можно парады устраивать. И все спокойно его пригвоздили, без тени сомнения. Такое же убийство, как и остальные пятьдесят пять, включая ту школьницу в Декейтере, когда они его, наконец, поймали. И Ларри Борлан думает, что это не он, так?

Элли кивнула. Почти комично надула губы, пожала плечами и кивнула.

– Не он.

– Значит, убийца все еще где-то там?

– Так думает Борлан.

– А как думаешь ты?

– Я с ним согласна.

– Иисусе, Элли, колючку мне под седло! Вы, должно быть, вроде как в свободное время поработали! Убийца все еще там, в толпе, но за три года, пока Спаннинг сидел в тюрьме, не было подобных убийств. Что ты на