Постель рядом с ней успела остыть, зато со двора доносились хлопки крыльев и сердитое кудахтанье. Анна улыбнулась, не спеша заплела волосы и стала прибираться в спальне.

Когда она вышла в кухню, Альбин уже разгребал прогоревшие угли в печке. Его утренняя добыча – полдюжины свежих яиц – ждала своего часа в лукошке на столе рядом с куском сыра, связкой янтарного лука и ковригой выпеченного вчера хлеба, заботливо, точно младенец, укутанной в старое полотенце.

Тихо, на цыпочках, Анна подкралась к мужу со спины. Но он, конечно, услышал ее осторожные шаги; а может быть, огонь шепнул ему на ухо подсказку – Альбин обернулся как раз вовремя, чтобы поймать её в объятия, и Анна со смехом расцеловала его в румяные от жара щёки над золотистой бородой и вынула у него из волос пёстрое куриное пёрышко.

Весело болтая, они в четыре руки приготовили завтрак и уплели его до последней крошки, натаскали воды из колодца и вымыли посуду. Потом Анна отправилась в сад собирать поспевшую малину, а Альбин ушел в свою мастерскую.

Туда, в большой сарай без окон, с бревенчатыми стенами и окованной железом дверью, что запиралась на висячий замок, – мог входить он один. Там в уединении он каждый день занимался своим непостижимым ремеслом – нагревал и смешивал разные вещества, читал заклинания, изменяющие природные свойства растений и металлов, камней и жидкостей, варил зелья и создавал новые сплавы. Потом возвращался в дом и записывал всё, что получилось, в толстую книгу из телячьей кожи.

Изредка, не утерпев, Анна подходила к сараю, когда муж работал там. Слушала тихий, странный шум, похожий на гул пламени в гончарной печи, а порой замечала в узкой щели под дверью бегущие отблески света – то розовые, как от огня, то синеватые, как от дальней зарницы над лесом.

В сказках, которые она слышала в детстве, за такими дверями и замками всегда пряталось что-то опасное. А любопытные жёны непременно нарушали зарок – отпирали запретные ларцы, входили в седьмую, тайную кладовую или хоть подглядывали в замочную скважину. И, конечно, всё это плохо заканчивалось – не для жены, так для её мужа.

Временами Анну тоже снедало любопытство. Но надёжнее любого замка её удерживала твёрдая уверенность в том, что Альбин ничего не делает из пустой прихоти. И если он что-то запрещает ей – значит, так нужно ради её собственного блага и безопасности.

Так что пусть он трудится в своей мастерской, сколько его душе угодно, пусть царит безраздельно в королевстве реторт и тиглей, весов и склянок, превращая рыбью чешую в серебро, а осенние листья в золото, пока последняя тайна мироздания не распахнет перед ним ворота, сдаваясь на милость победителю. А у нее, у Анны, свое маленькое королевство дом и двор – и верные подданные: белая коза, черный кот и целый отряд куриц во главе с капитаном-петухом в сверкающей медной кирасе. И своя магия, простая и действенная: как превратить яйца, кусок масла, три горсти муки, малину и мёд в божественно пахнущее угощение. Пусть муж творит чудеса, чертит руны и призывает духов в уединенной келье. А ей, чтобы призвать мужа, достаточно вынуть пирог из печи да распахнуть дверь пошире – и великий алхимик примчится на аромат, как пчелка на липовый цвет.

Она успела поставить на стол котелок супа – густого, душистого, с пузырящейся сырной корочкой – нарезать хлеб и добыть из погреба запылённую бутылку, когда Альбин появился на пороге. Запах грозы и едкого дыма вошел в дом вместе с ним, на мгновение перебив соблазнительные запахи готового обеда.