Илья Алексеевич никак не мог понять, зачем Жаркову понадобилось приплетать в эту историю еще кого-то. Безусловно, имелись некоторые улики, говорившие в пользу третьего участника: свидетельство о некоем одноухом, оказавшимся во дворе в момент убийства; свежий клочок ткани на крыше, по которой он мог оставить место преступления; наконец, бочонок у дровяного сарая, очевидно, заранее приготовленный для удобства побега. Но, во-первых, этот набор пока не находил в голове Ильи Алексеевича никакого разумного положения и катался подобно бильярдным шарам из стороны в сторону, а во-вторых, ни одно из этих обстоятельств не могло быть известно Жаркову.

– Пороховые следы говорят лишь о том, что выстрел был произведен с близкого расстояния, – сухо заметил Ардов. – Напомню вам также, Петр Палыч, что вы сами определили направление раневого канала снизу вверх, что фактически свидетельствует в пользу самоубийства.

– Отнюдь, – энергично возразил Жарков. – Отнюдь! Почему вы исключаете, что убийца мог встать, например, на колено?

– Он же не цирковой номер исполнял! – возмутился Илья Алексеевич.

– Да при чем здесь! – вспыхнул криминалист. – Опустился, чтобы проверить, жив ли Чептокральский после ранения, пощупал пульс, зрачки… потом схватил револьвер и – бац! – всадил пулю в Лундышева. И – стрекача через окошко.

– А Чептокральского кто убил?

– Он же и убил. Он ведь был заодно с Лундышевым. Потому и беспокойства своим поступком у него не вызвал…

Больше всего Ардову сейчас хотелось спросить товарища напрямую, что произошло и почему он решил наводить тень на плетень, но Илья Алексеевич хорошо знал Жаркова и понимал, что такой прямой выпад не приведет к положительному исходу – ответом будут обида и повышение градуса беспокойства.

– А мог и сам Лундышев убить, – продолжил городить гипотезы Петр Павлович. – Не вижу тут ничего удивительного. Лундышев убил Чептокральского, а третий отоварил его самого.

– Зачем им надо было убивать Чептокральского? – Илья Алексеевич сделал попытку призвать к логике.

– Да какая разница! – воскликнул Петр Павлович, чем окончательно сбил с толку сыщика. – Не в нем дело!

– А в чем?

– Третьего надо искать!

Жарков закурил и пустил в форточку едкий дым.

– Надо искать третьего, – повторил он, словно какие-то высшие силы следили за тем, чтобы он постоянно на разные лады повторял эту фразу.

– Ваше предположение выглядит маловероятным, – все же не выдержал сыщик и перешел в наступление. – Если Чептокральский шел на деловую встречу, зачем ему понадобились букет и бутылка? Сама же Лундышева не подтверждает, что был кто-то третий. И как, в конце концов, быть с запиской, которой она вызвала на встречу Чептокральского?

Жарков шумно засопел и принялся греметь колбами на подоконнике, решая, куда следует сбить пепел.

– Вам не угодишь! – пробормотал он. – Вы же сами выгораживали жену капитан-лейтенанта! Теперь хотите ее потопить.

– Я хочу установить истину, – смутившись, ответил Ардов.

– Да любовник это все устроил! – развернувшись, страдальческой колоратурой пропел Жарков и даже хлопнул себя руками по бокам, словно устал терпеть ардовскую непонятливость. – Любовник этой самой Серафимы Сергеевны! Он и был третьим. Вместе они это дело обстряпали, потому и молчит она, не выдает подельника.

Илья Алексеевич совершенно ошалел от такого поворота.

– Вместе эту картину ревности исполнили! Чтобы уж никаких сомнений ни у кого не осталось, – продолжал криминалист. – Она специально вызвала Чептокральского запиской, чтобы привести его в лапы к мужу. Тут любой мог оказаться, не в нем дело.