Сорвавшись с места, побежал быстрее в метро.

Кроме желания ни в коем случае не пропускать творожную запеканку на ужин, были и другие мысли на этот счет. Нужно как-то убедить врачей, чтобы меня выписали. Оставаться в больнице мне теперь не стоило. Не хватало еще, чтобы каждый приходящий ко мне в гости туда, становился потенциальной угрозой для зрения или чего-то там еще. Надо как-то убедить врачей, что я уже полностью здоров и меня можно выписывать…

Хм… Как бы это все провернуть? Надо будет к своему доктору зайти после ужина.

С этими мыслями я сам не заметил, как уже добрался до места и уже в радостную припрыжку мчался быстрее на встречу с прекрасным. В больничную столовку. К запеканке с творогом.

11. Глава 11. Ода запеканке с творогом…

Запеканка. Запеканочка. Запеканушка…

Наверное, когда-то давным-давно ее выдумали боги и вместе с огнём преподнесли в дар человечеству, мол, глядите, что можно с помощью огня вытворять!

Люди же, как только отведали ее мягкой творожной плоти, упали на колени и заплакали, ибо истина есмь туточки!

Моя бабулечка, кстати, творожок для запеканки всегда перетирала через крупное ситечко, чтобы блюдо было воздушнее. Изюмчика добавляла, ягодок там всяких. И на тарелочке мне густой холодненькой сметанкой поливала.

Как матрос, плывущий через бурю на свет маяка, я мчался скорее в больницу. Обед со своими побегушками я наверняка пропустил, но вот ужин – ни за что!

Бабулины очки, кстати, оказались находкой. Они не только помогали мне «не вглядываться» в лица прохожих, но и, по ходу, помогали им не узнавать меня. Я и до этого был по жизни не то, чтобы суперзаметным, а теперь так и вообще, учитывая, что очки вроде никогда не носил, фиг бы меня кто узнал бы из прошлых знакомых.

К самой больничке, кстати, подходил с опаской, ожидая от загадочного Фатума нового коленца. Не очень хотелось обзываться матерными словами на тех, кто выхаживал меня после турнира. Но Фатум в этом плане оказался на удивление вежлив. Над врачами висели только таблички «доктор». Иногда дополнялось это всё именем. Иногда висела загадочная напдись:

«Для присвоения игрового класса известно 30 процентов информации».

Немного покумекав, сообразил, что Фатум в этом плане любит надежность. Пока не будет уверен на 100 процентов в классе, называть его не будет. Вот того же Серегу Ерохина я знал чуть ли ни с детства. О нашем мэре также кучу всякого прочел. Эта загадочная штука в моей голове большей частью, наверное, опирается на мой багаж знаний. Хех… Вот если бы я мог на улице подойти к любому неизвестному и от нефиг делать задать ему пару сотен психологических вопросов с подковыкой, Фатум бы, наверное, придумал какую-нибудь обзывалку, но мы так делать, само собой, не будем.

Вот! В эти дни надо привычку новую завести – поменьше вопросов людям задавать!

Пока что… Фиг его знает, как будет дальше.

В столовой в больничке оказалось на удивление уютно. Деды в растянутых трениках, позвякивая ложками, тихонько между собой обсуждали цены на виагру и чей, все-таки, Крым.

Взяв тарелку с Ее Величеством Запеканкой, уселся в углу.

Кто-то из дедков включил стоящий в сторонке пузатенький старый телевизор, где в это время крутили вечернее шоу «Пускай трындят!». Ведущий – холеный уродец с четкой дикцией, любимец моей мамки и бабушки – начинал передачу:

«Нешуточные страсти развернулись в деревеньке Нижний Балалай. Дочь фермера Леопольда Шакалыча – Зинаида – в свои шестнадцать уже трижды успела стать матерью и сейчас требует разделения имущества, новое пальто и медаль «За отвагу». Бедные родители, скажете вы, но разве могли они по другому воспитать дочь, если сам фермер Леопольд всё свободное время следил за голыми девками в бане, а мать Зинаиды – Евстигнея – днями и ночами пишет свой любовный роман «Принуждай меня, мой почтальон».