Некогда Ваймс читал дневник Старины Камнелица, что хранился в библиотеке Незримого Университета. Несомненно, он был жесток. Но то были жестокие времена. «В огне Борьбы куется Новый Человек, – писал Камнелиц, – который Отринет Старую Ложь». Но старая ложь в конце концов победила.

«Он сказал людям: «Вы свободны». И они крикнули «Ура!», и он показал им, чего стоит свобода, и его назвали тираном, а когда Камнелица предали, его бывшие верные соратники носились кругами и кудахтали, как перепуганные куры, в первый раз увидевшие огромный мир, что ждал их снаружи. И они кинулись обратно в курятник и захлопнули дверь…»

– Дзынь-дзынь, дзынь-подзынь.

Ваймс вздохнул и вытащил органайзер.

– Да?

– Памятка: два часа дня, встреча с сапожником, – сообщил бес.

– Еще нет двух, и в любом случае эта встреча назначена на вторник, – ответил Ваймс.

– Значит, мне вычеркнуть ее из списка заданий?

Ваймс сунул разорганизованный органайзер обратно в карман, подошел к окну и выглянул наружу.

У кого имеется мотив убить лорда Витинари?

Нет, таким образом вопрос не разрешишь. Наверное, если выйти куда-нибудь в пригород и ограничиться опросом старух, которым больше делать нечего, кроме как обсуждать поклеенные поверх дверей обои, то, может, ты наконец и отыщешь человека, у которого нет причин убивать Витинари. Однако патриций так ловко выстроил управление городом, что без него будет хуже всем. Политика меньшего зла.

Только сумасшедший мог решиться убить Витинари, и лишь одним богам известно, сколько сумасшедших проживает в Анк-Морпорке. Или же это был кто-то абсолютно уверенный в том, что, если город развалится, он, убийца, встанет на вершине этой мусорной кучи.

И если Фред прав, а сержант всегда очень точно отражал чувства простого обывателя, поскольку сам таковым являлся, то наибольшую выгоду из происшедшего извлек бы капитан Моркоу. Но Моркоу был одним из немногих, кто совершенно искренне любил Витинари.

Конечно, был еще кое-кто, кто выигрывал в складывающейся ситуации.

«Черт побери, – подумал Ваймс. – И этот человек – я».

В дверь опять постучали. Этот стук он не узнал.

Ваймс осторожно приоткрыл дверь.

– Это я, сэр. Задранец.

– Тогда заходи. – Приятно узнать, что в мире есть кто-то, у кого еще больше проблем, чем у тебя. – Как себя чувствует его сиятельство?

– Покойно, – ответил Задранец.

– Покойны покойники, поэтому их так и прозвали, – буркнул Ваймс.

– Я имел в виду, он жив, сидит и читает. Господин Пончик прописал ему какую-то гадость, пахнущую водорослями, а я дал ему немного глубульской соли. Сэр, помните того старика из дома на мосту?

– Какого старика? А… да. – С тех пор, казалось, прошла целая вечность. – И что с ним?

– Ну… вы велели осмотреть там все, и… Я сделал несколько иконографий. Вот одна из них, сэр.

Шельма передал Ваймсу почти сплошь черный лист бумаги.

– Забавно. И что это такое?

– Э… вы когда-нибудь слышали истории о глазе мертвеца, сэр?

– Предположим, я так и не удосужился получить образование в какой-либо из Гильдий.

– Ну… говорят…

– Кто?

– Вообще говорят, сэр. Понимаете? Вообще.

– А, те самые, которые «всё про всех знают»? Народ, так сказать?

– Так точно, сэр. Он самый.

Ваймс помахал рукой.

– Ну, если речь об этом… Ладно, давай дальше.

– Говорят, последнее, что видел человек перед смертью, запечатлевается в его глазах, сэр.

– А, ты вот о чем. Это все старые сказки.

– Да. Но с другой стороны… Наверное, если бы это не было правдой, хотя бы отчасти, вряд ли эта легенда долго прожила бы. И когда я осматривал покойника, мне вдруг показалось, что я увидел странный красный отблеск в его глазе, поэтому я срочно велел бесу из иконографа зарисовать этот самый отблеск, пока он не потух. И вот взгляните, прямо в центре…