– Я передам ему. А вы подходите утром. Другим людям в деревне скажите, что Аркадия Дмитриевича сегодня не будет. Все дела завтра. Уразумели?

– Уразумели.

– Ну и с Богом!

Табачник захлопнул калитку, набросил на крюки ворот большую доску и прошел в дом. Там достал из шкафа кувшин с крепким хлебным вином, отпил немного прямо из него, крякнул, поставил посудину на стол, вытер усы и бороду, сел на лавку, вытянул ноги.

«Похоже, все у меня получится, – подумал он. – Князь привезет деньги и никому не расскажет о том, что случилось на подворье. Побоится он болтать. Ведь пригрозил я ему, что жена с сыном до границы со мной поедут. Рисковать он не станет и поплатится за это. Никто отсюда не выйдет, кроме меня да Магони. Да и Даниле дорога только до границы. Далее и он не нужен станет. Но загадывать не следует. Неизвестно еще, как все на самом деле будет. Должно получиться. А если нет, то с меня голову снимут. Но все сложится хорошо».

Табачник поднялся, прошел в княжескую опочивальню, расположенную на втором этаже. Там Екатерина Павловна, Дарья. Рядом с матерью сын. Широкие лавки с ворохом перин, простыней, подушек. На столе краюха хлеба и кувшин с водой. До вечера хватит. Перед дорогой поедят.

Магоня сидел на лавке в углу с топориком в руках и похотливо смотрел на Дарью.

– Данила! – окликнул его Табачник.

– Чего?

– Не балуй! Мысли дурные из головы выбрось.

– Я ничего.

– Рот прикрой!

– Понял.

– Я тебя предупредил! – сказал Табачник, прошел в сени, спустился с верхнего крыльца на нижнее, подумал, прошел к башенке, поднялся на нее и осмотрелся.

Деревенский люд в поле, на пастбище. Дорога к монастырю пуста. На небе ни облачка. Душновато, да и жарко. Дождя бы немного не помешало, пыль прибить. Хотя нет, лучше не надо. Всадник даже один поднимет пыль, а уж дружина – целое облако. Не нужен дождь.

Он расстегнул ворот рубахи, оперся о стойку навеса и продолжал осматривать округу. Кругом все было точно так же, как и всегда, словно на подворье князя не случилось ничего страшного.

Князь Дмитрий Савельев с женой Ульяной и двухгодовалым сыном Владимиром уже вторую неделю подряд проводил в своей вотчине, в деревне Калма. Она была расположена в двадцати верстах на северо-запад от столицы государства Российского, на берегу Москвы-реки, несущей свои воды к Коломне, к Оке.

Вотчина князя была крепкой, богатой. Во многом за это надо было благодарить управителя Акима Севастьянова. Он строго следил за порядком в деревне и ходом полевых работ, не обижал народ. На Юрьев день, в те две недели, когда крестьяне могли уйти от прежнего хозяина к новому, на другие земли, из Калмы не уходил никто. А вот желающих поселиться в деревне было много.

Добрая слава о ней распространилась далеко. Народ знал, что хозяин вотчины князь Дмитрий Савельев относился к своим работникам по-людски, не самодурствовал, не обирал их до нитки, напротив, создавал все условия для спокойной, нормальной жизни. Посему вблизи деревни стали появляться починки, то есть хутора в несколько дворов.

В июне месяце дождей не было, стояла засуха. Урожай обещал быть хуже, чем в прежние годы. Поэтому князь Савельев на всякий случай закупил и зерно, которого хватило бы всей деревне на целый год. А не окажется в нем нужды, то следующим летом его можно будет и продать, пусть и дешевле. Князь не обращал на это внимания.

Большую часть нынешнего дня Дмитрий, его жена и сын провели на улице. Они катались на лодке по Москве-реке, ездили в лес, гуляли по лугу. Княгиня Ульяна оставила сына мужу, как маленькая девочка собирала цветы, плела из них венки, счастливо смеялась.