Поисковая группа нашла это место благодаря песнопению и крикам, доносившимся из пещеры. Около пяти утра, после ночного привала, люди уже собирались отправиться с пустыми руками назад, как вдруг кто-то услышал вдалеке слабые ритмичные звуки и понял, что в уединенном месте на склоне горы, очертаниями напоминавшей человека, совершается некий местный обряд. Слышались древние имена вроде Миктлантекутли, Тонатиу-Мецтли, Ктулху. Как ни странно, к ним примешивались английские слова – настоящий английский выговор белого человека, а не жаргон, на котором говорят местные жители. Ступая на звук, поисковая группа пробиралась вдоль склона, когда после недолгого молчания из пещеры раздался дикий вопль, вслед за которым над спутанными ветвями в одном месте показался дым, и ветер донес едкий, неприятный запах.

Когда они нашли вход, спрятанный за рощей мимоз, вся пещера была окутана дымом. Ее внутренность освещали плошки с жиром; перед алтарями кощунственно догорали свечи. Но самым жутким был труп, раскинувшийся на полу, – Феллон, с головой, прожженной до кости каким-то странным приспособлением, которое он надел на себя. Это было нечто наподобие сетчатой маски, подсоединенной к разбитой аккумуляторной батарее, которая, по всей видимости, свалилась с ближайшего алтаря. При виде этой сцены всем поневоле вспомнились хвастливые заявления бедняги об изобретенном им «электрическом палаче» – том самом, который все отвергали, однако пытались украсть и скопировать. Похищенные ценные документы нашлись в целости в открытом саквояже Феллона, который стоял рядом, и через час поисковая команда отправилась в обратный путь к шахте с жутковатой ношей на импровизированных носилках.

Это было все, но этого оказалось достаточно, чтобы кровь отхлынула у меня от лица, а шаг чуть сбился, пока Джексон вел меня мимо терриконов к хижине с телом. Даже не обладая богатым воображением, можно было представить, что ждет меня за дверью, близ которой столпились любопытные рудокопы. На моем лице не дрогнул ни мускул, когда в сумеречном освещении я различил грузное тело на столе – в грубом вельветовом костюме, с неуместно изящными руками часовщика. «Пиратская» борода покойного почти целиком сгорела, а детали дьявольской машины – поврежденная при ударе о каменный пол пещеры батарея и сетчатый шлем – почернели от вырвавшихся наружу дуговых разрядов. Потрепанный саквояж тоже не удивил меня, и я перевел взгляд на сложенные листы бумаги, торчавшие из левого кармана вельветовой куртки Феллона. Улучив момент, когда никто не смотрел в мою сторону, я наклонился и выхватил их, тотчас же скомкав в ладони.

Теперь можно лишь сожалеть о том приступе страха, который побудил меня сжечь эти листки в тот же вечер – ведь написанное там могло бы пролить свет на загадку, которая терзает меня и по сей день. Впрочем, достаточно было взглянуть на револьвер, который коронер достал из правого кармана куртки Феллона. Мне не хватило мужества затребовать его назад – мое оружие, как две капли воды похожее на конфискованное у мертвеца, пропало после ночи в поезде. Что до моего карандаша, то на нем остались следы грубой и торопливой заточки…

Итак, я наконец отправился домой, все еще находясь в замешательстве, – возможно, к счастью. Когда я опять добрался до Кверетаро, мой вагон был уже отремонтирован. Но самое большое облегчение я испытал, когда пересек Рио-Гранде, миновал Эль-Пасо и въехал в Штаты. В следующую пятницу я уже вновь был в Сан-Франциско, и отложенное бракосочетание состоялось ровно через неделю.