Кристина вздохнула и продолжила листать страницы альбома. Мальчуган борется с удочкой на покатом речном берегу, поросшем можжевельником; подросток, изогнувший бронзовое от загара тело, бросает камень прямо в восходящее солнце; юноша с гитарой и романтичным взглядом в компании друзей, еще одна компания, еще… Отец гримасничает из-за спин, отец обнимает девушек, отец прижимает к губам горлышко бутылки, показывает язык, подставляет рожки кому-то. Фотографы настигали его в неожиданные моменты, в каждый из которых он был сосредоточен на проживании этого мгновения, он жил. У Свена Ларсена было детство, отрочество и юность.

Кристина вспомнила свой фотоальбом в этом возрасте. В нем были снимки и масштабнее, и красочнее отцовских. Но не было снимков интересней и живее. Она на яхте, она за рулем новенького «порше», она в кабине отцовского самолета, она за кулисами концерта «Металлики» с Джеймсом Хетфилдом…

Кристина всегда позировала фотографам, и все ее снимки были постановочными. Даже те, на которых она еще не умела ни ходить, ни говорить, только пускала пузыри и улыбалась ангельской улыбкой. Ни одного мгновения, случайно пойманного фотографом, ни одного мига, когда ее застали бы врасплох. Жизнь, подчиненная самошлифованию, шла сама по себе, а когда наступало время пополнить архив, приходил фотограф и делал постановку…

Весь сумбур, хаос и непосредственность детства, юности и подросткового бешенства были приведены в ее жизни в строгий порядок. А теперь ее призывают отдать в жертву этому порядку оставшиеся годы. Возглавить компанию и править этим маленьким государством, как королева. Королева Кристина. Блеск и величие шведской монархии. Нет уж, дудки. У нее найдется чем занять себя. Она заслужила это. Она должна найти отца, и пусть он как можно дольше продолжит играть в свои взрослые игры. Только бы без нее.

«Без меня, без меня, без меня…» – Кристина вздрогнула, очнувшись от собственного шепота. Помотав головой и размяв затекшую шею, она перевернула последнюю страницу альбома. Под тонкой пленкой, чуть покосившись, лежала единственная цветная фотография. Кристина прищурилась. Со снимка глядел кто-то незнакомый, чужой и отстраненный. Через секунду она поняла, что человек на фотографии, – голова прямо, взгляд пристальный, больной, с примесью страха и ненависти, все мускулы лица напряжены, – этот человек чужой не только для нее. Он для всех чужой. Точнее, в тот момент, который зафиксировал фотограф, весь мир был чужим и враждебным для этого человека. Они будто замерли в бойцовских стойках друг напротив друга – мир и он. И несмотря на отсутствие рук, держащих номер, – их обрезали явно специально, – Кристина догадалась, что снимок сделан в тюремной камере. А заключенный – ее отец. Кристина не подозревала о том, что отец побывал в тюрьме. Ларсен никогда не говорил об этом.

Что ты сделал, Свен? Что ты натворил тогда?

Остаток вечера Кристина потратила на то, чтобы пролить хоть какой-то свет на эти вопросы. Она искала в Интернете любое упоминание о конфликтах Свена Ларсена с законом – безуспешно. Она звонила матери, и та многозначительно заявила, что Свен с самого рождения находится в тюрьме собственных иллюзий, заблуждений эгоцентризма и содержится там поныне в самом жестком режиме. Кристина даже не постеснялась побеспокоить Марка Йове, несмотря на то, что приближался полуночный час. Заспанный голос на том конце телефонной линии ответил, что он рад помочь фрекен Ларсен в любое время суток, но для того, чтобы поднять полицейские архивы ранее девяностого года требуется специальное разрешение прокурора.