– А что приснилось? – с интересом спрашивает с другой стороны Саша.

– Мертвая голая девушка с мертвой крысой на плече.

– Жалкий извращенец-подражатель. Считаешь, что если мне приснятся толпы обдриставшихся и взахлеб орущих младенцев, то это будет твой сон?

– Обязательно! – тут я уже немного прихожу в себя и вижу, что свет горит, наши ребята большей частью встали и собираются.

– Ладно, вставай. Тут рукомойник один, так что уже толпа собралась.

– А Николаич где?

– Пошел уточнять, что там нам светит. А Володька к БТР похилял.

– А насчет завтрака что?

– Ты глаза разлепи сначала…

Совет хороший. Разлепленные глаза показывают довольно идиллическую картину: наши уже проснулись все, я последний валяюсь, как ненужная вещь. Кряхтя и потягиваясь, встаю. Это монументальное событие остается незамеченным публикой. Озадаченный Дима с Ильясом рассматривают вчерашнюю малопулечную снайперку, братец копается в какой-то рыхлой исписанной и исчерканной тетради совершенно антисанитарного вида, Саша роется в вещмешке, а Серега то ли сочиняет стихи, то ли просто дремлет с открытыми глазами, прислонившись к стене и скрестив на груди руки, как и положено влюбленному романтическому герою. Непонятно, куда делся Семен Семеныч – ночевал он с нами; ну да, скорее всего – в больницу уже побег, к сыну.

Чтоб добраться до рукомойника, приходится вылезать на улицу и стучаться к соседям. Открывают не сразу, и общее впечатление, после того как под строгие окрики («Дверь закрывай, не май месяц!») проскакиваю внутрь, довольно диковатое. Народ тут сидит буквально, как лягушки в банке. Под строгими взглядами торопливо плещусь в холодной воде, вместо чистки зубов скорее обозначаю это действо и поскорее возвращаюсь в наши хоромы. Да у нас тут хоть балы закатывай – так просторно по сравнению с соседями.

– Кстати, братец! Ты вчера грозился пересказать мне все, что я пропустил на семинаре.

– Легко. Садись, слушай! Что-то ты изумился?

– Да был уверен, что ты начнешь отбрехиваться, говоря «да ты и сам врач, и так все знаешь»…

– Э, какой с тебя врач! Короче, слушай мудрую мудрость наимудрейших и умудренных мудростью мудрых.

Братец вертит в руках свою замусоленную тетрадищу, по-моему, даже переворачивая ее вверх ногами, хотя кто ее поймет – где там у нее верх, а где низ.

– Ага, вот! Значится, задачи медицины катастроф.

1. Участие совместно с аварийно-спасательными группами МЧС и ГО в оказании первой медицинской помощи, организация эвакуации пострадавших из очага. Очаг массовых санитарных потерь – территория, на которой имеется не менее 10 тяжело пострадавших, нуждающихся в первой врачебной помощи по неотложным показаниям в срок до двух часов.

2. Организация доврачебной и первой врачебной помощи.

3. Оказание квалифицированной и специализированной помощи в лечении и реабилитации.

4. Организация эвакуации меж этими этапами.

5. Организация и проведение судмедэкспертизы и судмедосвидетельствования пораженных.

Как ты понимаешь, пятый пункт особенно согрел мне душу.

Но тут есть нюанс: этот проф добавил, что при крупном песце, который затрагивает целиком населенный пункт, реально помощь можно оказать только со стороны. Самостоятельно справиться пострадавшие не могут.

– Это почему же? – осведомляется заинтересовавшийся Саша.

– Ну, во-первых, статистически оказывается, что при БП адекватно оценивают ситуацию и толково действуют только полпроцента руководителей всех звеньев. Что характерно, это вневременной и интернациональный показатель, так что можно считать его оценкой человеческой сути в катастрофе. Остальные 99,5 % руководителей либо банально гибнут, получают травмы, теряют голову, впадают в психоз, либо отдают совершенно бессмысленные распоряжения, только усугубляющие ситуацию. И не факт, что в этих полпроцентах сохранивших способность к разумным действиям окажется мэр, а не директор прачечной, например.