– Забавно, а у нас ее по-другому пели, – неожиданно оживляется молчавший до этого Николаич.
– Как по-другому?
Николаич смущается, но все же нетвердо и неожиданным тенорком напевает:
– Ну, и так можно, – покладисто соглашается Семен Семеныч.
Зданьице, где нас расположили на ночлег, стоит слегка на отшибе, но вход освещен ярко. Выгружаемся и заходим внутрь, не забывая посматривать по сторонам.
Уюта, разумеется, ноль – видно, что готовили для нас место наспех и формально. Придраться не к чему особенно, но явно – холодные сапожники делали, причем по списку: кроватей стоко-то, матрасов – соответственно, белья до кучи – вали кулем, потом разберем!
Говорю об этом братцу. Тот таращит непонимающе глаза и вопрошает с недоумением:
– Кисейных занавесочек не хватает?
– Уюта, чудовище!
– А, ну да, Станислав Катчинский, как же! Поспал бы ты в морге на люменевой каталке – не выдрючивался бы, как девственная девственница.
– Какой Катчинский? – осведомляется у меня оказавшийся рядом Семен Семеныч.
– Персонаж Ремарка – «На Западном фронте без перемен». Я эту книжку перед армией как раз прочитал, и мне этот солдат понравился – вот я его за образец и взял.
Пыхтя, начинаем расставлять удобнее наставленную абы как мебель.
– А чем он так хорош-то оказался?
– Он умел в любых, самых гадких условиях приготовить – и найти – жратву и устроить удобный ночлег. За что его товарищи и ценили.
– Не мудрено. Хотя вот сейчас токо бы прилечь. После морга-то тут куда как здорово, это вашим братом верно сказано было.
– Вас хоть покормили?
– Ага. Куриным супом, представляете? Это ж какая прелесть, если подумать! Картошечка, морковочка, риса чутка – и курицы здоровенный кусище, мягчайший! Петрушкой посыпано, укропчиком! Душистое все – чуть не расплакался. И потом макароны – с тертым сыром и соусом! И кисель вишневый! От аромата нос винтом закрутился!
– Да вы ж уже роллтона сегодня хотели?
– Э, роллтон по сравнению с грамотно и душевно приготовленной пищей – ничто и звать никак. От безысходности роллтон-то. Все – таки жидкое и горячее…
– Во! Братец, слушай, что умные люди говорят!
– Слушал уже, несколько дней. Токо не верю ни единому слову, ибо воистину – харчевался Семен Семеныч и в шавермячных, и фэтс-фудах, и в прочих богомерзких и отвратных зело местах.
– А куда денешься? Кушинькать-то хочется. А у нас тут не Европы, на каждом шагу ресторанов нету – неожиданно начинает оправдываться матерый дальнобойщик.
– Истинно, истинно говорю вам, чада мои: отверзши уста свои на шаурму, совершают человецы смертный грех! – пророческим голосом продолжает мой братец.