Совсем за простушку её считает?

Спокойнее, Сона, не кипятись. Простушка – это хорошая ария. Главное – взять верную ноту. Споём, господин дознаватель!

– Я когда-то жила в столице, – с сомнением протянула Сона, убирая со стола посуду, – но мало что помню об этих днях. Однажды заглянула под сцену: какие-то декорации, старые сундуки с костюмами. Пыль, паутина и темнота. Я так испугалась! Упала в обморок! Потом полгода болела, врачи, сеансы гипноза…

Они вышли на веранду и расселись в креслах.

В саду было росно и солнечно, всё сверкало бриллиантовой пылью.

– Как красиво! – восхитился Егор Антонович, указывая на тюльпаны. И добавил без перехода: – Вы ведь пели в столичном хоре, Соната. Говорили, у вас волшебный голос, сам король приходил оценить талант!

Сона изобразила смирение, сделала вид, что прячет слёзы. Дознаватель кивнул с сочувствием. Всё успел про неё разузнать!

.

– Егор, ты не глушишь, нет? – хмуро спросил второй дознаватель. Его представили, как Модеста. Просто Модеста, без отчества.

– Блокировка отключена. Как дела?

– Средний фон, – скривился Модест, копаясь в какой-то машинке, похожей на осциллограф. – Колебания незначительны.

Сона видела осциллограф в школе, на почётном месте в кабинете физики. Но школьный прибор измерял электричество, показывал амплитуды. А что пытался измерить Модест? Какие ещё колебания?

– Расскажите, что случилось в больнице, – мягко попросил Егор Антонович. – Что вас так напугало, Сона?

Соната подумала, напряглась. Как писали в городском чате, дознавателю говори только правду! Но зачем же всю, господа хорошие? Не лишайте людей работы!

– У меня есть магический дар, – отчаянно заявила Сона.

И Модест согласно кивнул, подкручивая что-то в машинке.

– Это настоящая магия! Когда я говорю кому-то «спи!», он засыпает. На семь часов!

Соната всё сделала правильно: сложила губы, напрягла связки. Ей хотелось для наглядности их усыпить. И самой вернуться в кровать!

Только ничего не случилось: дознаватели остались сидеть на веранде, слушали птичек, грелись на солнышке. Модест зажужжал машинкой, распечатывая график на бумажной ленте, и отрицательно качнул головой:

– Так себе, Егор, ниже среднего. Дар использован в фазе «куколки», сработал на точечных импульсах.

– У меня очень полезный талант! – изобразила обиду Сона, хотя уже поняла, в чём дело: слишком часто она напрягала горло за эту неспокойную ночь. А господа дознаватели были обвешаны амулетами, словно ёлки на Рождество: таких вполсилы не уложить! – Я работаю в интернате, иногда дежурю в больнице. Сегодня усыпила одного старичка…

Егор Антонович покивал, но было видно, что дознаватель разочарован Соной. Он заскучал и стал торопить:

– Усыпили архивариуса, а дальше?

«Не поправил, – отметила Сона. – Значит, в больнице меня не выдали. Потому что у профессора Монса и самого рыльце в пушку. Столько дней утаивал постояльцев, всё вакцину искал от вируса!»

– Дальше закричал петух! И такое началось, такое! Все пациенты проснулись, сторож примчался, белый от страха. Я поспешила вниз, а там драка. И мне почудились монстры! И вообще жутко было: свечи, гробы. Я выбежала в сад…

– К реке? – равнодушно уточнил дознаватель.

«Не так-то он прост! Осторожнее, Сона!»

– Не помню. Ведь я испугалась! Но река была где-то рядом, я слышала плеск воды. Выбралась на дорогу… Я хотела домой, в свою комнату, забраться под одеяло…

– Ночью, одна на дороге. Почему вы не взяли велосипед?

– Я забыла о нём, представляете? Мне было очень страшно! В парке я видела какие-то тени, и что-то ужасно скрипело…