Впрочем, в одиночку Пофиний распоряжался недолго: мальчик-царь, почувствовавший себя взрослым и получивший возможность удовлетворять все свои капризы, вдруг несколько отодвинул евнуха, приблизив своего учителя, Диодота Хиосского.

Это было по меньшей мере странно: учиться Птолемей Дионис не любил и своего учителя раньше откровенно недолюбливал.

Клеопатра сперва предположила, что это сделано просто в пику Пофинию, который стал даже с самим царем порой разговаривать снисходительным тоном. Но она просто переоценила братца: тот вовсе не в состоянии был замышлять что-то против своего любимца. Просто оказалось, что он готов слушать с открытым ртом не только одного Пофиния: Диодот приложил все усилия, чтобы подняться на верхнюю ступеньку – и поднялся. Для этого требовалось обливать грязью старых отцовых приближенных – он обливал. Требовалось «подмазаться» к евнуху – вскоре ритор и жирный Пофиний стали лучшими друзьями.

А потом к их компании добавился еще один, полководец Ахилл-египтянин. Правда, Клеопатра сомневалась, есть ли в нем что-то египетское – кроме женщин, с которыми он забавлялся.

Ахилл, возможно, был толковым полководцем, но, честно говоря, судя по его виду, в это верилось с трудом. Более всего он походил на кота, который уже обожрался рыбой, но все-таки не может оторвать взгляда от сливок.

Ахилл был высок, хорош собой, особенно замечательно он смотрелся на фоне своих «друзей»: тощего, скособоченного и прыщавого царя, угловатого ритора и жирного складчатого евнуха. При этом на загорелой физиономии его, казалось, было написано: «Ну, посмотрите же на меня! Разве я не хорош?» – и, пожалуй, именно это выражение его лица сильнее всего раздражало Клеопатру. Петух петухом! Он так кичился своей внешностью, что выглядел просто глупцом!


– Ахилл – красивый мужчина, – заметил как-то Мардиан, которому отныне никто не препятствовал приходить в покои царицы, когда ему только вздумается.

Клеопатра фыркнула.

– Вот еще! У тебя дурной вкус, друг мой. Он похож на петуха, который… пындится перед курами.

– Что делает? – брови старого друга поползли вверх.

– Ну, знаешь, они так надуваются и важничают… И при этом глазом косят: заметил ли кто-то их красоту? Так и Ахилл.

Молодой евнух хмыкнул:

– Ну, у тебя и сравнения! А вместе с тем Ахилл покорил уже всех служанок во дворце.

– Как, и мою Ати? – притворно ужаснулась Клеопатра: Ати уже давно перевалило за пятьдесят, и вряд ли бы Ахилл взялся очаровывать старушку.

Они посмеялись.

– Всех молодых служанок, я имею в виду.

– Ну, для них счастье – обратить на себя внимание царского приближенного. Я думаю, они были бы рады и вниманию со стороны Пофиния. Особенно если он платил бы деньги.

– Ты несправедлива. Он на самом деле хорош собой.

– Я несправедлива. Для чего ты затеял этот разговор?

– Цари должны быть справедливыми.

– Я не царь, а царица.

– Какая разница?

– Такая, что я в первую очередь женщина. Конечно, моя… мое не слишком хорошее отношение к Ахиллу не мешает мне видеть то, что как командующий он на своем месте. Но все же мое личное восприятие находится для меня на первом месте. Для чего ты затеял этот разговор?

– Я видел, какими глазами на тебя смотрит Ахилл-египтянин. Это может плохо окончиться.

– Ты думаешь, что он изнасилует меня? Не бойся. Я достаточно сильна. И потом, у меня всегда с собой кинжал. Небольшой. Убить я его не убью, конечно, но вот ткнуть в чувствительное место могу.

– Я как раз боюсь, что он тебе понравится.

Клеопатра пожала плечами, но не ответила. Она попросту не поняла, что хотел сказать старый друг.