До сего момента ставки перелетали от одного к другой, поднимаясь все выше и выше. Что-то в душе Адели хотело этой картины больше всего на свете. Она твердо решила: пейзаж должен принадлежать ей. Ей почти до смерти хотелось отстоять это полотно. Сердце у нее колотилось, щеки пылали.

Ее противник сидел в другом углу палатки, спокойный, невозмутимый, никакие эмоции не отражались на лице. Интересно, подумалось Адели, уж не известно ли ему что-то, чего не знает она? Какой тайной информацией он владеет? Не принадлежит ли картина кисти какого-нибудь неизвестного гения? Не является ли давно забытым шедевром? Или у него есть личные причины желать этой картины? До какого предела он готов дойти?

Внезапно Адель осознала, что ее очередь делать ставку, а она уже более чем в четыре раза превысила свой изначальный лимит. В сумочке у нее лежали четыре гинеи, так как накануне Уильям выдал ей деньги на домашние расходы, но денег с собой у нее было недостаточно, чтобы расплатиться, если она добьется успеха. Не захватила Адель и чековую книжку – она лежала на ее письменном столе. Она попадет в ужасающе неловкое положение, если признается аукционеру, что денег не хватает. Она не должна, просто не должна заходить дальше.

– Ваша ставка, мадам.

Адель помедлила. Ей потребовалась, кажется, целая вечность, чтобы отказаться. Отчаянно хотелось продолжить, но средств не было. А если оставить в залог свое обручальное кольцо? Все смотрели на нее, кроме, разумеется, соперника. Он спокойно листал каталог, ни на кого не обращая внимания.

С ее стороны было бы безумием продолжать. В конце концов, она лишь собиралась заплатить чрезмерную сумму за совершенно заурядную картину.

Адель покачала головой. Через несколько секунд раздался удар молотка. Ее соперник даже не потрудился отвлечься от каталога. Адель была оскорблена тем, что полотно, которое должно было принадлежать ей, ушло к столь хладнокровному покупателю. Обычно она умела проигрывать, но сейчас чувствовала себя уязвленной. Она взяла свои вещи и стала пробираться вдоль ряда, извиняясь, когда наступала кому-то на ногу.

На улице Адель попала в плотные объятия влажного воздуха. Она разволновалась гораздо сильнее, чем следовало. И дело было не в самой картине. Ей невольно казалось, что в этих торгах было нечто личное. Тот мужчина не хотел, чтобы работа досталась ей. Его поза говорила о многом. Он постарался, чтобы картина никогда не принадлежала Адели.

Она решила поехать и перекусить в соседнем городке, где, помнила Адель, имелась очень милая гостиница. Она залижет свои раны за ланчем, затем не спеша поедет домой и постарается забыть о данном инциденте. В конце концов, это всего лишь картина.

В гостинице Адель сняла промокший насквозь плащ, повесила его в гардероб и осмотрела себя в зеркале. Она увидела большие зеленые глаза, красивые брови и прическу, которая еще вчера была пышной, но теперь – безнадежно испорченной. Адель расправила платье, подтянула чулки и направилась в обеденный зал.

Она заняла столик у окна, выходившего на Мейн-стрит. Дождь прекратился, и настойчивое солнце пыталось пробиться сквозь облака. Адель заказала еду и составила список необходимых дел: отправить мальчикам огромный пакет их любимых мятных конфет, затем написать каждому длинное письмо в дополнение к сладостям. У нее были два платья, которые она хотела отдать в переделку местной портнихе: платья эти Адель любила, но их требовалось обновить по моде. И еще она хотела послать приглашение на ужин новым соседям. Они с Уильямом были очень общительными, и Адель записала имена еще двух пар, которые, по ее мнению, могли заинтересовать новичков. Вообще-то, она, наверное, устроит вечеринку с коктейлями – таким образом новенькие за один раз смогут познакомиться с максимальным числом людей. Постепенно ее негодование по поводу результата утреннего происшествия улеглось.