Может ли это быть? Глупо с ее стороны видеть в этом нечто большее, чем простое животное влечение. Он был Маквеем. Только это они и понимают. Даже если сам он и преуспел, имел процветающее дело и приличные законные заработки, все равно в его жилах текла под налетом респектабельности, которой ему удалось достичь, кровь Маквеев. Имоджен слышала, как он разговаривает по телефону и с клиентами, и с рабочими: человек, который умеет пользоваться обаянием, знает, как дать людям то, чего они хотят, и заставить их делать то, чего хочет он. Это произвело на Имоджен впечатление, пленило, но, напомнила она себе, человек не может изменить свою природу.

Она снова села за столик. Рядом с ней высилась груда подарков от подруг. Тщательно выбранные пустячки, безделушки и предметы роскоши, тронувшие ее сердце. Дэнни ничего ей не подарил, но ничего удивительного в этом не было. Он, вероятно, не из тех мужчин, которые дарят женщинам продуманные подарки со значением. И не так уж долго они пробыли вместе, чтобы ожидать от него хотя бы поздравительной открытки. Да, собственно, строго говоря, и парой-то их не назовешь…

За столом все расслабились, попивая «Лимончелло» и кофе латте, шушукаясь, наслаждаясь выходом в свет в середине недели. Было почти одиннадцать.

– Я, наверное, уже скоро пойду, – обратилась Имоджен к Ники. – Завтра мне вставать ни свет ни заря.

– Только не жди, что я тебе посочувствую, – ответила подруга. – Везучая ты. Ночь в «Восточном экспрессе»! Твоя бабушка просто гений. Какой потрясающий подарок.

– Знаю, – отозвалась Имоджен. – Хотя было бы веселее, если бы я поехала не одна.

– Кому что. Я бы все отдала за пару ночей в одиночестве. Ничего лучше я и представить не могу. И… Ты будешь жить в «Чиприани»… Полный улет.

Имоджен пришлось улыбнуться:

– Да. Наверное, ты права. Я избалована.

Избалована. Имоджен знала, что это так. Билет на поезд и ночь в этом отеле не были даже подарком как таковым. Его она должна была забрать, когда приедет в Венецию. Картину под названием «Возлюбленная». Которую кто-то хранил для Адели на протяжении последних пятидесяти лет. У Имоджен не было времени поразмыслить над этим утром, когда бабушка преподнесла ей за завтраком сюрприз.

Ники ковыряла остатки торта у себя на тарелке.

– Я думаю, твоя бабушка чувствует себя виноватой из-за продажи галереи. Наверное, все дело в этом.

– Ей не нужно чувствовать себя виноватой. Я без конца ей это говорю. Мне следовало уехать несколько лет назад.

– Так чем же ты собираешься заниматься?

Несколько секунд Имоджен молчала. Потом повернулась к подруге:

– Я, наверное, уеду в Нью-Йорк.

У Ники отвисла челюсть.

– Что? С чего это вдруг?

– У меня уже давно есть предложение. От галереи на Манхэттене, которая специализируется на британском искусстве. «Остермейер и Сейбол». Они сказали мне, что я в любое время могу приехать и приступить к работе. Это открытое приглашение.

– О боже! – Ники вытаращила глаза. – Ты шутишь. Так что же тебя так долго держало? Да я бы на все пошла, лишь бы уехать в Нью-Йорк. На все, что угодно, только бы уехать из Шеллоуфорда.

Имоджен удивилась:

– Я думала, ты счастлива.

Ники вздохнула:

– Понимаешь, для этого недостаточно дома твоей мечты и «рейнджровера-эвок».

– Понимаю, – сказала Имоджен. – Думаю, недостаточно. Но мне казалось, что ты довольна.

– Я никогда никуда не уеду и ничего не сделаю. Верно? В ближайшие десять лет я обречена возить детей в школу и готовить Найджелу завтраки, а тогда уже будет слишком поздно. Ты – другое дело. Весь мир лежит у твоих ног. Нью-Йорк, Имо… Я хочу сказать: клево.