Когда же Адель подняла взгляд, Моллой критически ее разглядывал.

– Думаю, вам, миссис Рассел, нужно вот что, – заявил он, – работа или любовник. Или то и другое.

Она положила нож и вилку. Джек Моллой был на удивление близок к истине. Адель встала:

– Мне нужно идти.

Он изобразил разочарование:

– О, да ладно, не обижайтесь.

– Вы очень грубы.

Она копалась в сумочке в поисках фунтовой банкноты, чтобы заплатить за ланч. Вытащила дрожащей рукой.

– Почему все считают тебя грубым, когда ты говоришь правду?

Он смотрел на нее. Глаза его смеялись.

Адель положила на стол фунтовую банкноту:

– Прощайте, мистер Моллой.

Он наклонился за картиной, которую прислонил до этого к ножке стола:

– Не забудьте это.

– Я ее не хочу.

– Я купил ее для вас.

– Вы можете ее продать.

– Действительно могу. – Он подтолкнул картину к Адели. – Я могу получить за нее в десять раз больше, чем заплатил.

Адель изобразила безразличие.

– Ну, так и поступите.

– Но я хочу, чтобы она осталась у вас. – Он нахмурился. – Послушайте. Дайте мне вашу последнюю ставку – сумму, до которой вы дошли. Это станет честным обменом. Тогда вы заберете ее с чистой совестью.

Адель колебалась:

– Я не могу.

– Да будет вам. Более справедливой сделки не придумаешь. – Он был озадачен.

Адель покачала головой:

– Я не могу. У меня нет денег.

Джек посмотрел на нее с благоговейным ужасом:

– Вы торговались, не имея денег?

Она пожала плечами:

– Да.

Он расхохотался. Другие посетители ресторана в тревоге стали оглядываться.

– Это фантастика. Я восхищен вашей стойкостью. Прошу вас: возьмите картину. Лучшей хозяйки ей не найти.

Адель мгновение стояла. А собственно, почему бы и не взять ее, подумала она. Если он так хочет, чтобы картина принадлежала ей? Полотно прекрасное. И она почувствовала, что, взяв его у Джека, она что-то докажет. Что именно, Адель не совсем понимала, но, может, то, что она не скучная, провинциальная домохозяйка, какой он, очевидно, ее посчитал. Поэтому она и взяла картину.

– Спасибо, – сказала Адель. – И прощайте.

Вернувшись домой, она сразу же скинула плащ, бросила сумочку и побежала наверх переодеться. Она выбрала платье с широкой юбкой и узкими рукавами кораллового цвета, который, как знала Адель, ей шел. Добавила нитку жемчуга – подарок Уильяма к ее тридцатилетию. Она любовалась блеском жемчужин, пока подкрашивалась, доводя себя до совершенства. Немного духов «Шалимар» на шею – «Ярд-ли» из сумочки давно выветрились.

Затем Адель спустилась вниз и накрыла стол к ужину, налила две порции виски с содовой и стала ждать, когда приедет муж и она поведает ему о любопытных событиях дня.

Да только Уильям запаздывал. Шесть, семь, восемь часов… К этому времени Адель выпила обе порции виски и повесила картину на то место, которое она ей определила.

А когда Уильям наконец вошел в дом в двадцать минут девятого, лишь между делом извинившись, Адель вообще ничего не рассказала ему о своем дне.

В пятницу она обнаружила письмо на своей тарелке, поставленной к завтраку. Белый конверт из веленевой бумаги, надписанный бирюзовыми чернилами. Почерк Адель не узнала, и обратного адреса не было, только лондонский почтовый штемпель. Она взяла нож для разрезания бумаг и вскрыла конверт. Это было короткое письмо, изобиловавшее тире, подчеркиваниями и восклицательными знаками.