– Я безо всякого предубеждения отношусь ко всему сверхъестественному.

Меня завораживала его полная поглощенность собой. С другой стороны, если бы его заинтересовал я, мне бы стало куда сложнее хранить свои секреты.

– Мой друг, Адриан Уайт, – продолжил он, – женился на предсказательнице судьбы, которая называет себя Портенция.

Я тоже решил немного рассказать о себе.

– Девушка, которую я когда-то знал, Сторми Ллевеллин… однажды на ярмарке мы получили карточку у предсказывающего судьбу автомата, который назывался «Мумия цыганки».

– Портенция пользовалась хрустальным шаром и произносила много непонятных слов, но действительно предсказывала судьбу. Адриан ее обожал.

– На карточке мы прочитали, что будем жить вместе вечно. Но не сложилось.

– Портенция могла предсказать день и даже час смерти любого человека.

– Она предсказала вашу, сэр?

– Не мою. Но она предсказала смерть Адриана. И через два дня, в названный ею час, застрелила его.

– Невероятно.

– Но это правда, уверяю тебя. – Он посмотрел в окно, которое не выходило на море, а следовательно, его не задергивали шторами. – Тебе не кажется, что надвигается цунами, сынок?

– Я не думаю, что цунами как-то связано с такой погодой.

– А я чувствую, цунами близко. Когда будешь гулять, поглядывай одним глазком на океан.

Как журавль, он прошествовал из гостиной и по коридору к кухне и другим комнатам в глубине дома.

Я вышел через парадную дверь, которую уже миновал Бу. Собака ждала меня на огороженном дворе.

Проведя несколько месяцев в комнате для гостей аббатства Святого Варфоломея, расположенного высоко в горах, пытаясь примириться с моей странной жизнью и моими утратами, я собирался вернуться на Рождество домой, в Пико Мундо. Вместо этого меня позвали сюда, ради чего, в то время я не знал, да и теперь не очень-то себе представлял.

Мой дар (или проклятье) не ограничивается редкими пророческими снами. Иной раз наитие, устоять перед которым невозможно, влечет меня в те места, куда я по собственной воле никогда бы не пошел. А потом мне приходится ждать, чтобы выяснить, почему я оказался именно здесь.

Мы с Бу направились на север. Мостки, тянувшиеся вдоль пляжа на три мили, сделали не из дерева, а из бетона. В городе эту дорожку все равно называли мостками.

Слова в эти дни стали очень уж пластичными. Маленькие ссуды, которые выдают отчаявшимся людям под фантастический процент, называют авансом перед зарплатой. Дрянной отель с сомнительным казино зовется курортом. А смесь исступленных персонажей, плохой музыки и бессвязного сюжета – крупнобюджетным фильмом.

Бу и я шагали по мосткам. Бу – помесь немецкой овчарки, с белоснежной шерстью. Луна, путешествующая с горизонта на горизонт, не может быть бесшумнее Бу.

Его вижу только я, потому что он – пес-призрак.

Я вижу души людей, которые не хотят покидать этот мир. По моему опыту, животные всегда рвутся попасть в мир последующий. Бу – уникум.

Его неспособность покинуть этот мир – тайна. Мертвые не говорят, собаки тоже, получалось, что Бу следовал двум обетам молчания.

Возможно, он остался здесь, зная, что может понадобиться мне в какой-то критической ситуации. Возможно, он знал, что надолго задержаться в этом мире ему не придется, потому что я то и дело совал голову в петлю.

Справа от дома Хатча, после четырех кварталов жилых домов, шли магазины, рестораны, трехэтажный отель «Магик-Бич» со свежевыбеленными стенами и зелеными, в полоску, навесами над окнами.

Слева пляж перетекал в парк. Во второй половине дня, под затянутым плотными облаками небом, пальмы не отбрасывали тень на зеленую травку.