Глядя на него, я понимала, как мне повезло. Повезло первый раз в этом долбаном мире.
14. Глава 14
До берега моря мы шли пять дней… Или шесть, я немного сбилась со счета.
Мой ошейник Дик разомкнул, хоть и с трудом. Но бросать его не позволил, уложил в вещмешок. А я объяснила ему, как снять его. Прямо показала на своем ошейнике. Теперь все минуты отдыха сопровождались скрипом камня о металл. Иногда звук получался – как железом по стеклу, это било по нервам, но я терпела. Я понимала его желание снять ненавистную дрянь.
Отдыхали, когда уставали. Шли, когда были силы. Несколько раз Дик находил и срезал с деревьев грибные наросты. Их мы ели сырыми. Они похрустывали на зубах и отлично насыщали. А к сырому странноватому запаху я быстро привыкла. Костер он не разрешал разводить, хотя трут, кремень и кресало у него были. Нес он огниво не в мешке, а за пазухой, сложенное в мешочке на длинном шнурке. Но мне показал. Я уже давно умела пользоваться таким. Но на свиноферме у нас не было огнива. Не разрешали. Было что-то вроде совка из железа с толстой и длинной деревянной ручкой, на котором всегда можно принести углей с кухни. Зато в подол моего платья были воткнуты две больших иглы. Одну я утащила еще из ткацкой, случайно. Просто у меня была привычка втыкать иголку в одежду и обматывать ниткой, закреплять, чтобы не потерять. Про нее не вспомнили, когда переводили на кухню. Вторую я утащила с кухни. Там было несколько штук в швейной плетеной коробке. Ими рабы штопали и зашивали свои дерюги. Когда послали за углем очередной раз, я застала кухню почти пустой. Такое бывало редко. Тогда я и украла кусок хлеба и эту иглу.
Сапоги несли в котомках. Сперва я не поняла, зачем Дик снял и убрал свои сапоги и тыкает пальцем в мои. Потом дошло. Здесь очень мягкая от палой листвы, короткой густой травы, ягодных кустиков и мхов почва. Если идти не торопясь, то ногам ничего не грозит. Даже приятно. Тем более, что в деревянных башмаках мои ноги здорово огрубели. Зато обувь будет сохраннее. Она нам гораздо больше понадобится в населенных местах.
Еще Дик показал мне два вида травы, которую можно есть. Иногда мы останавливались на полянках и щипали ее пучками. Одна кисловатая, похожая на щавель, есть можно было только самые молодые листочки. А вторая по вкусу напоминала огурец. Листья были бархатистые, сочные, но не крупные. Не скажу, что она насыщала, но желудок был набит. Сухари мы ели два раза в день, утром и перед сном. По два небольших сухарика на каждого. Поэтому бесконечное жевание травы спасало от чувства голода. Третий вид травы он мне показал не для еды, но я не сразу поняла, для чего. Он слишком явно смущался. Потом дошло – туалетная бумага! Листья были мягкие, размером с небольшой лопух и даже приятно пахли. Точно не хуже ароматизированной бумаги.
Дорогой я рассмотрела спутника внимательно. Крепкий мужик. Лет около пятидесяти-пятидесяти пяти на вид. На спине огромное количество рубцов. Думаю, его секли плетью не один раз. Длинный шрам на правой руке. От середины предплечья до середины плеча, но локоть не задет. Кажется, что его нанесли саблей или мечом, когда рука была немного согнута. Шрам не зашивали, потому выглядел он чудовищно уродливым, с неровными краями и буграми. Грубоватое лицо, очень смуглая кожа, серые, точнее, сильно седые волосы ёжиком. На груди и руках волос нет. Лицо простоватое. Крупный, с широкой переносицей, нос, пористая кожа в морщинах. Борода у него почти не росла. Так, какие-то несерьезные волосинки. Очевидно, раньше он их сбривал. Сейчас они начали отрастать, но не слишком быстро. Зубы крупные, сахарно-белые, но на верхней челюсти сбоку двух не хватает. Думаю, просто выбиты. У него были широкие ладони с крепкими короткими пальцами и железной хваткой. Однажды я споткнулась и начала падать, но он успел схватить меня за руку. На запястье остались довольно яркие синяки. И, кажется, он чувствовал себя виноватым за это. Хотя, падение на каменистую почву могло мне принести гораздо больше проблем, чем немного синяков на запястье.