Но буквально пять минут назад он грозился расправиться со мной.

– Короче, – недовольный бас летит из окна, и тонированное стекло в нем уже поднимается.

Я не знаю, что заставляет меня все же дернуть ручку пассажирской двери. Ощущение, что еще несколько секунд под ливнем, и у меня пойдут сколы по зубам, или слабоумие? И второе берет верх.

Я снова сажусь в машину Тимура. Господи! Даже дышать забываю на мгновение. Здесь тепло, сухо и уже вовсю шумит печка, обдувая горячим воздухом. И я опять тону в запахе пряного парфюма.

А вот я грязная, с меня течет вода. Возвращаюсь в реальность, когда замечаю грязь от кроссовок на коврике и разводы на кожаном кресле.

– Извини. – Я бросаюсь вытирать продрогшими ладонями мокрые следы. – Я все сейчас…

– Это натуральная кожа. Ничего с ней не будет, – обрывает меня Тимур. – Куда ехать?

Назвать свой точный адрес я не решаюсь, поэтому озвучиваю только район.

Тимур одним движением переключает передачу, и иномарка на последних секундах зеленого сигнала светофора врывается в поток машин.

Мы едем молча. Я сижу, вцепившись в свой рюкзак, и даже не смотрю в сторону водителя. Единственное, что помогает немного расслабиться, – это теплые потоки воздуха, окутывающие меня со всех сторон. Но в машине Тимура мне все равно некомфортно. Замечаю, что носок моего насквозь промокшего кроссовка уже постукивает по полу, и от этого дергается колено.

– Зачем села, если трясешься от страха? – вдруг усмехается Тимур. Ехидно так и издевательски. Моя нога тут же прекращает дергаться.

– Не трясусь. Просто замерзла, – съеживаюсь и шепчу себе куда-то в ворот рубашки.

– Я сделаю теплее. – Тимур тянется к кнопкам на панели.

– Не надо! – Не менее резко останавливаю его, дернувшись к этим же кнопкам.

Но в этой машине мы так близко, что размаху бьемся друг о друга локтями. От удара простреливает нервные окончания. И, видимо, не только у меня. Мы одновременно шипим от боли. Решаюсь искоса взглянуть на Тимура. Он морщится, стиснув челюсть, и доносится его недовольный вздох. Да и сам Тимур не излучает ничего, кроме враждебности. Я дышу в этой машине не только парфюмом Горина, но и его раздражением.

– Извини, – обхватив себя за локоть, смущенно шепчу я.

И Тимур лишь немногословно мычит:

– Угу.

Опять в салоне тишина. Едкая и такая колючая, что у меня по коже пробегают волнами мурашки. Особенно когда Тимур прибавляет скорость. Он будто бы в шашки играет на дороге, перестраиваясь из одной полосы в другую. Нам уже пугающе часто сигналят водители других машин. И при очередном таком резком маневре и внезапном торможении я не выдерживаю. Замечание само срывается с моих губ:

– Можно же осторожнее.

– Мне есть куда спешить, – отвечает Тимур опять с налетом надменности.

И мне вдруг так хочется съязвить, задать вопрос:

«Спешишь людям морды бить?» Я даже рот открываю

и набираю воздуха в легкие, чтобы взять и спросить, но вовремя останавливаюсь. Захлопываю свою варежку и отворачиваюсь к окну. И так уже наговорилась.

– Давай. Спрашивай, – выпаливает Тимур. – Я же вижу, у тебя зудит на языке.

Но я решаю притвориться, что растекающаяся вода по окну – это очень увлекательная картинка. Отмалчиваюсь на слова Горина.

– Хочешь узнать, спешу ли я в то самое место? – Он вдруг сам озвучивает мой вопрос. И сам же на него пытается ответить: – А если да? Будешь читать мне мораль?

– Не собираюсь, – говорю хладнокровно.

– А может, я сейчас спешу в лесок тебя отвезти, как свидетеля, и придушить, – понижает голос Горин.

Я слышу в его интонации все ту же злобу, и мне не удается сохранять хладнокровие. Умом понимаю: все это специально. Он хочет задеть. Вывести из равновесия. Придавить морально. Но ничего поделать не могу. То самое беззащитное во мне заставляет меня же лишь напрячься и смело произнести: