Чего сидишь? Свободна, – хмыкаю я. Несколько взмахов ресницами, и Аня отмирает.

Бросает взгляд за окно, по которому вовсю хлещет дождь, и поджимает губы. И только еще через несколько секунд раздумий тянет ладонь к ручке, щелкает ею и выскакивает из машины прямо под озверевший ливень. Громко хлопает дверь, и я остаюсь один.

Выпускаю сгустившееся в легких напряжение через резкий выдох. Черт-те что! Нажав до упора педаль тормоза, рывком переключаю передачу с паркинга на драйв и, вывернув руль, даю жизнь мотору машины. Пробуксовав, она с мерзким звуком отшлифовывает колеса по гравию и срывается вперед.

Мне нельзя все испортить. Хоть эта Аня и оказалась невиннее овечки, буду и дальше держать ее на прицеле. Пусть только попробует что-то рассказать! Если я узнаю, что она открыла рот… От этой мысли холод стекает по ребрам в желудок. Я все потеряю.

Выехав за пределы складов, сразу же встаю в пробку. Приходится волочиться в горку и наблюдать за дорогой через взбесившиеся на лобовом дворники. И при очередном таком их проезде по стеклу я замечаю уже знакомый силуэт. Этот же переулок переходит и Аня. Она без зонтика. Скукожившись, ныряет кроссовками в потоки воды на асфальте. Ее рюкзак уже перекинут через одно плечо, а светлые волосы насквозь мокрые

и прилипли к лицу. Да и, судя по виду, одежда такая же мокрая.

Аня перебегает дорогу на мигающий зеленый. Останавливается у пересекающего мою улицу перехода с горящим красным светофором. Она застывает под проливным дождем, обняв себя руками. Мокрая. Взъерошенная. От ее вида я даже морщусь. В этот момент она жутко жалкая! Не удивлюсь, если она еще и подвывает дождю прямо на этом пешеходном переходе.

Громкие продолжительные сигналы недовольных водителей, что выстроились за моей тачкой, возвращают в реальность. Уже давно горит зеленый, и передо мной пусто. Жму на газ, проскакивая переулок, но зачем-то еще раз бросаю взгляд на Аню в зеркало заднего вида.

Она все еще стоит, ладонью проводит по лицу, убирая с него мокрые волосы, а проезжающий рядом автобус окатывает ее водой из лужи.

Почему-то у меня резко саднит в груди. Это полный аут. Тормоз в пол. Сдаю назад прямо на перекрестке под шквал недовольных гудков соседних машин.

Я останавливаюсь точно напротив мокрой и грязной Ани. И пускай я сейчас жутко злюсь на нее, но мне всегда было жалко тех самых облезлых котят на улице. Опустив стекло, сквозь зубы цежу ей:

Садись.

ГЛАВА 17


Как ощутить себя невероятно беспомощной и жалкой?

Для начала тебя должны запугать, потом нужно пройтись под проливным дождем. Ну и вишенка на торте – фонтан грязных брызг от проезжающего мимо автобуса. Хочется ли мне зарыдать от бессилия прямо на перекрестке? О! Еще как…

Но сделать это мне не дает оглушающий визг тормозов и сигналы машин, наперебой разлетающиеся по улице. А передо мной, перегородив пешеходный переход, появляется уже знакомая черная иномарка. Стекло на пассажирской двери быстро опускается, а в приоткрытом окне появляется бритая башка.

Садись, – грубо бросает Тимур.

Я ошалело хлопаю ресницами, но так и стою на месте, пока по мне чуть ли не ручьями стекает вода. Горин сейчас предлагает вновь вернуться в его машину? Мне мерещится?

Ну? – Глаза Тимура уже буквально искры мечут от раздражения. – Я уговаривать должен?

Растерянно сглатываю и оглядываюсь. По улице несутся машины, по тротуару спешат единичные прохожие с зонтами. Я стою под дождем, и зуб на зуб уже не попадает. И самое странное, а может

быть, и страшное, что единственное место, где я могу сейчас от него укрыться, – это машина Горина.