А она всё равно красивая. Даже в таком жутком наряде. Бледная. Очень худенькая. Скулы острые. Глаза блестят.

- Эй, ты плачешь, что ли? - скольжу пальцами по подбородку, приподнимая лицо.

У неё кожа гладкая, тёплая. Нежная. Мне хочется касаться и смотреть. Смотреть и касаться её. Обрываю свои неуместные мысли.

- Тебя кто-то обидел? - вглядываюсь в огромные глаза, которые на её худеньким личике кажутся несоразмерными.

Снова кивает. И во мне вдруг начинает расти злоба - я даже не сразу понимаю, что это я на её возможных обидчиков реагирую.

Ночь. Одна на улице. Обидели. Одета легко совсем. Ни телефона, ни сумки. Сбежала откуда-то. Сто процентов ей некуда идти.

Заглядываю в глаза, беру в свои руки ладошку. Холодная. Пальчики тоненькие, музыкальные...

- Я не обижу. Веришь?

Кивает. Ну вот как так? Она ж даже пожаловаться не может!

- Мы сейчас ко мне поедем. Переночуешь, а завтра будем решать твои проблемы. Хорошо?

Неуверенно и вопросительно заглядывает в глаза, а когда я убираю руку и начинаю заводить машину, сама касается моего плеча. Неловко тянется к уху. Наклоняюсь. Шепчет:

- Спасибо, Ванечка...

И это так звучит! Я мир порвать на флажки готов, не то что её обидчиков! Что угодно! Ванечка... А-а-а!

Поворачиваю домой. Что там мать, интересно? Хоть немного успокоилась?

13. 13 глава. Ванечка

Сразу веду в свою комнату. И прихватываю ее страшнейшие поношенные ботинки тоже - к чему шокировать и без того взвинченную мать. Ставлю в свой шкаф, в самый его низ. Смущенно посматривает на меня, опускает глаза в пол, замечая свою обувь у меня в руках. Она без носков даже!

- Чувствуй себя, как дома. Кровать в твоём распоряжении. Я на минуту...

А уходить не хочется. Хочется рассмотреть её в привычной обстановке моей комнаты. Хочется "принять" ее - ощутить, как она осваивается здесь, как вписывается в окружающую действительность. Потому что знаю - она впишется, несмотря ни на что. Иначе, я сам впишу...

Иду в родительскую спальню. Ночник освещает большую кровать. Мать лежит сбоку от отца, устроив голову на его правом плече. Одетая, поверх одеяла, но со смытой косметикой и распущенными волосами.

- Мам, - зову шёпотом.

Открывает глаза не сразу. Вот дурак! Она, похоже, дремала!

- Ты лежи, лежи! Я думал, не спишь...

- Вань, ты прости! Я не знаю, чего меня понесло!

- Да ладно, ерунда! Ты... прости меня тоже. Если что, я дома. У себя в комнате буду.

- Иди. Иди спать, сынок.

Целую её в лоб, как будто я - ей родитель, а не она мне. Гладит щеку ухоженными мягкими пальцами. Укрываю её сброшенным на кресло пледом.

Перед тем, как направиться к себе, сворачиваю в кухню.

Да, я никогда ни о ком не заботился. И мне чуждо вот это странное желание - что-то для кого-то сделать, чем-то порадовать совершенно незнакомую девушку. Но хочется. И это - факт. Я не могу и не хочу противиться этому чувству.

Достаю из холодильника мамину шарлотку, отрезаю приличного размера кусок, наливаю в высокий бокал молока. Немного подумав, грею его в микроволновке - сам я люблю холодное, но для нее, как для маленькой девочки, хочется именно подогреть.

Спешу. И уже напридумывал себе всякого - как кормлю ее, как она рассказывает мне шепотом на ушко о своей беде, как успокаиваю, придумывая, что можно для нее сделать. Даже до поцелуя додумываюсь, пока иду... И, если уж совсем честно, не только до поцелуя...

Открываю дверь. Стараясь не испугать, чтобы не подумала, что это кто-то другой, от двери говорю тихонько:

- Это я, не бойся...

Прерываюсь, не договорив. Она спит, калачиком свернувшись на моей кровати. А рядом на тумбочке лежит огромный кухонный нож со старой выщербленной ручкой!