От автора:

Темень лесную - светлых богов славили днем при свете солнца, темных - ночью или в тени. Велес - главный славянский бог земли, воды, скота и подземного мира. Подземный мир - темный.

Противсолонь - против часовой стрелки или против хода солнца от востока к западу. Посолонь - по часовой стрелке или по ходу солнца от востока к западу

5. Глава 5

– Ньял, вернусь вборзе, – Хельги сбежал по сходням. – Не один.

– Твой гость – мой гость, – высокий варяг улыбался. – Хельги, тут по течению видал ладью, на боковине знак Хороброго. Ты понял?

– Где? – Тихий остановился, нахмурился.

– У Осок. В протоке встали, как псы попрятались. Покрыли позором Хороброго. Хельги, а этот Водим смелый был. Молодой совсем, а не испугался пойти против Рюрика.

– Смелый, а псы его – трусливые.

– Ладно, иди. У тебя лицо счастливое, и я рад. Гость будет хороший? – Ньял достал из-за пояса сухарь и разгрыз. – Словенский хлеб кислый*. Мне нравится.

– Гость хороший, но ты Ньял на него сильно-то не гляди. Обижусь.

– Хельги, ты приведешь женщину? Красивая? Твоя? – Ньял шагнул было за другом.

– Раска, – только и сказал Хельги.

От Ньяла не скрывал ничего: тот все знал и об Раске, и об вороге кровном – Буеславе. И сам варяг крепко верил Тихому, своему давнему побратиму.

– Твой большой Звяга шепнул мне, что сгорела. Жива? Я опять рад за тебя! Надо бы эля выкатить!

– Выкачу, – Хельги махнул рукой и пошагал по светлым сумеркам.

На торгу потолкался в рядах, прихватил для Раски суму, теплую одежку из пестряди* да с подбивкой. Потом дворами да к леску, а там уж выискал бережок, на котором оставил ясноглазую.

Спускался к воде, улыбку давил. Радовался, что уцелела девчонка и норовом окрепла. Благо дарил Перуну, что свел их на пыльной дороге в одном обозе, что толкнул его пойти за горбуньей, вызнать, что за нежить прячется под старым кожухом.

Свернул за сосенки и встал как вкопанный. На бережку девицу увидал: уная, двукосая, ладная. Понева тугая на ней, рубаха белая шитая, косы долгие и толстые, на лбу бабье очелье – широкое и нарядное.

– Раска? – и суму обронил.

Она обернулась, брови свела к переносью, опалила взглядом – глаза ясные, а прожгло насквозь.

– Чего так долго? – руки в бока уперла, едва ногой не топала.

– Пришел же, чего ругаешься? – Хельги раздумал малый миг, а потом улыбнулся шире некуда. – Раска, тебя не узнать.

И наново глядел на пригожую. Еще десяток зим тому знал, что не похожа ни на кого, а нынче – сам увидал. Лик тонкий, брови ровные и темные, сама до того ладная, хоть руки прячь: хочешь, не хочешь, а протянешь обнять и приласкать. Не так, чтоб красавица из первых, но манкая до тряских коленок.

– Чего глядишь? – нахмурилась. – Дыру прожжешь.

– Как не глядеть? Выросла ты. Красивая, – Хельги подобрал суму и подошел ближе.

Лоб у Раски гладкий, грудь высокая, стан тонкий. Тихий разумел, что вздумай он обнять так в две ладони бы и обхватил.

– Хельги, бесстыжие твои глаза. Чего уставился? – подалась от него, не иначе, опасалась.

– Сердитая ты, неласковая. Думал, горб скинешь, подобреешь. Ан нет, промахнулся, – Хельги скалился, потешался. – Держи, вздень на себя. Чуть стемнеет, и пойдем. Раска, по светлу не поведу, либо скрадут, либо узнают. Тебя однова увидишь, уж не забудешь.

– Сладко поешь, Хельги, – она склонила голову к плечу, да и улыбнулась.

Тихий и вовсе выпрямился, плечи расправил и все с того, что ямки на щеках увидал – пригожие, милые.

– Ну спляши еще, – ехидничала. – Иль песнь спой. Хельги, ты сестрой меня назвал, а сам статью похваляешься. Все вы одинаковые, – Раска перекинула косы за спину и руки на груди сложила.