– Неужели? – проворчала она. – Я вовсе не рассчитывала, что этой ночью меня поджарят!

– В таком случае, Кэтрин, тебе вряд ли стоило уходить в одиночку. – На этот раз она, против обыкновения, очень обрадовалась, услышав голос Джека. Даже не глядя на него, она могла сказать, что губы у него сжаты в тонкую ниточку, отчего лицо утратило обычную красоту, а в обманчиво ласковых детских голубых глазах застыло суровое выражение «я-очень-разочарован-твоим-поведением».

Чтобы скрыть испытанное облегчение, Китти поспешно кинулась в атаку.

– Очень нужно мне было шляться с тобой, дураком, или Эдгаром. Я хотела отдохнуть.

– Все ясно, – нараспев произнес Джек, заходя справа от линдвурма, который волновался все сильнее. – И не нашла лучшего времяпрепровождения, чем дразнить ящериц.

– Я в этом не виновата.

– Как всегда, – бросил Джек и добавил после секундной паузы: – Поводья и ошейник, кажется, целы. Те-бе нужно…

– Я не табунщица.

– Вот тебе и еще одна причина для того, чтобы не ходить в одиночку. – Он взглянул в ее сторону и, когда их взгляды встретились, спросил: – Готова?

– Давай! – Она кинула налево от зверя один из не-многих оставшихся кусков мяса.

Как только линдвурм повернул шею, чтобы схватить угощение, Джек оказался верхом на покрытом чешуей звере. На лице его была та же ухмылка, что в бою или в любом другом случае, угрожавшем ему прямой опасностью. В остальное время он обычно был суров и вещал правила точно так же, как она сыпала ругательствами. Зато если случалась какая-нибудь заварушка, он расцветал в улыбке.

– Задери юбку и беги, – заорал он.

Линдвурм хлестнул его хвостом так, что проступила кровь, но не пустил в ход огонь. Взрослый зверь – пустил бы. А этот мог только брыкаться и бить хвостом. К тому же Джек еще не разозлил его по-настоящему.

Китти помчалась к мясной лавке, распахнула дверь, схватила увесистый кусок баранины и, сжимая пальцами скользкий кусок мяса, побежала обратно к линдвурму.

Увидев ее, зверь снова остановился.

Приблизившись к линдвурму, она подняла мясо как можно выше (и стараясь держать его подальше от себя).

– А вот этого я терпеть не могу.

– Приготовься бежать, – напомнил Джек.

Глядя, как линдвурм принюхивался к мясу, которое она держала перед собой, Китти сказала самым равнодушным тоном, на какой была способна:

– Он собирается поджарить себе ужин. Я получусь с хрустящей корочкой.

– Получишь сразу несколько выходных.

Китти выпустила мясо, не дожидаясь, пока линдвурм приблизится к ней вплотную, и зверь подхватил кусок, едва он успел коснуться песка.

Пока он чавкал бараниной, Джек подобрал поводья, опоясывавшие массивное туловище, и направил линдвурма в пустыню. Китти следовала за ними пешком, покуда они не удалились от строений настолько, что ни один случайный или намеренный выдох пламени уже не смог бы поджечь ни паб, ни что-нибудь другое. Если бы она могла забраться на спину зверя, поступила бы так же, как и брат, но никто, будучи в здравом уме, не попытается лезть на линдвурма без помощи напарника, который будет отвлекать животное (разве что человек, самонадеянный до полной глупости).

Джек соскользнул наземь. Не успел он подойти к сестре, как та оторвала с юбки широкую оборку, чтобы обвязать рваную рану на левом бицепсе брата.

– Надо было предупредить меня, что ты уходишь, – попенял он ей, прежде чем положить правую руку на плечо сестры, чтобы той легче было бинтовать рану. – Или сказать Эдгару. Выбор имеется.

Она туже затянула импровизированный бинт.

– Спасибо, Кит. А я всегда рад тебе помочь. Уж тем более теперь, после того как я свалял дурака и оттолкнул тебя, чтобы в одиночестве упиваться муками совести. Прости, но я не мог допустить, чтобы ты была рядом и утешала меня. Правда-правда. – Она завязала ярко-красную полосу материи узлом на его руке и, подняв лицо, встретилась с братом взглядом. – И за то, что тебе пришлось испортить платье, тоже прости. Я куплю тебе новое. Я, честно, очень рад, что ты не пострадала. И, да, спасибо, что нашла сбежавшую ящерицу.