Теперь, если зверь решал удобно устроиться на груди, появлялся риск перелома нескольких ребер. Но маму я отговаривать все равно не стала. Во-первых, родителей расстраивать нехорошо, а во-вторых – ну зачем мешать настолько увлеченному делом человеку.

Моя роль в спасательной операции была самой важной. Все-таки не каждый сможет столь эмоционально и чувственно кричать «кыс-кыс-кыс». Однако в какой-то момент это занятие надоело примерно настолько же, насколько и возгласы Елизаветы Макаровны, явно игравшей за другую команду и всячески отговаривавшей Ксерокса спускаться к «хамам и нахалам». И тогда я стала рассматривать собравшихся.

Первым делом взгляд почему-то сам собой прилип к Александру Николаевичу, который в данный момент предпринимал очередную попытку поймать кота. Не знаю, какие обстоятельства помешали ему надеть футболку, но наблюдение за преподавателем, который с голым торсом, аки Тарзан, ползал по дереву, пытаясь спасти возжелавшее полетать животное, вызывало странные чувства.

Кстати, о торсе. Наверное, если бы критерием для оценки профпригодности был именно он, то Александр Николаевич с легкостью занял пост декана, а может, и на ректора замахнулся.

В следующее мгновение мужчина повернулся, и я смогла оценить еще и спину.

Однозначно ректором!

Так как занятие это было абсолютно неправильным, поспешила отвести взгляд, однако уже через несколько секунд поймала себя на том, что вновь пялюсь на преподавателя. Демонические проделки, не иначе!

Вновь отвернулась, стараясь сфокусироваться на ритуальных танцах мамы, но после минуты густого тумана вновь наблюдала за Александром Николаевичем.

Да что ж такое!

– Ай-ай-ай, Маша! Нехорошо есть глазами собственного преподавателя, – внезапно раздался голос Антона, заставивший вздрогнуть.

– Никого я не ем! – возмутилась, чувствуя, как полыхнули щеки.

– Да-да, – парень усмехнулся, а я поняла, что стоит погуглить, возможно ли заказать подарочный экскурсионный тур на Юпитер в один конец, потому что в противном случае наша следующая встреча с Антоном станет для меня очень и очень печальной.

А в следующие пару секунд практически одновременно произошло сразу несколько событий. Во-первых, раздался папин победоносный клич, во-вторых, расстроенное шипение Елизаветы Макаровны, сразу же поспешившей в подъезд. Ну а в-третьих, триумфальное приземление на землю Александра Николаевича с болтавшимся у него на плече Ксероксом.

Стараясь выбрать из двух зол меньшее, побежала к преподавателю, который почему-то поморщился, едва я перехватила кота. Полюбился он ему, что ли…

Все встало на свои места, когда мужчина отвернулся, и я заметила у него на спине три кроваво-красные полоски от когтей. Да что там я, такую наскальную живопись из космоса, скорей всего, видно!

Не знаю, почувствовал ли боевые ранения Александр Николаевич, о восприятии боли слуг Мефистофеля мне доподлинно ничего не известно, но вот мама точно обратила внимание.

Это было понятно с первого же вопля!

– Саша, да что же это такое?! Как же он вас так поцарапал?!

– Пустяки, – отмахнулся кошачий спаситель.

– Да какие же тут пустяки! Маша! – переключилась родительница на меня.

И теперь уже я чувствовала потребность сбежать отсюда куда подальше.

– Что? – спросила со вздохом.

– Где аптечка знаешь?

– Знаю.

– Возьмешь перекись и промоешь Александру Николаевичу раны!

Не-не-не, на такое я точно не подписывалась!

С надеждой посмотрела на преподавателя, но тот лишь невинно хлопал глазами, не имея ни малейшего желания оспаривать слова мамы. Ну конечно, от кого я тут, собственно, милосердия ждала.