В письме упоминалось о рисунке Судейкина, на котором Ольга была изображена в костюме столетней давности: она представала девушкой в русском помещичьем доме и подносила розу пленному французскому офицеру из армии Наполеона. Князев сочинил стихотворение к этому рисунку, поместив себя в позу раненого бойца: «Пусть только час я буду в кресле этом, – ах, этот час мне слаще прошлых всех…» Князев посвящал ей стихи, называя ее Коломбиной («Вы – милая, нежная Коломбина, Вся розовая в голубом…»). Себя он, естественно, видел в образе Пьеро…

О. Судейкина

Вскоре Кузмин уехал обратно в Петербург, перед этим он написал два посвященных Князеву стихотворения, которые говорили об их дружбе в прощальных тонах. Отношения между Кузминым и Князевым разладились. Гусар ждал писем от Ольги Судейкиной, однако совсем не таких, какие он получил…

«Вернулся из церкви… Три письма на столе лежат. Ах, одно от нее, от нее, от моей чудесной!.. Целую его, целую… Все равно – рай в нем или ад!.. Ад?.. Но разве может быть ад из рук ее – небесной… Я открыл. Читаю… Сердце, биться перестань! Разве ты не знаешь, что она меня разлюбила!.. О, не все ли равно!.. Злая, милая, речь, рань мое сердце, – оно все влюблено, как было», – писал Князев.

Потом приходили другие письма, одно из них дало Князеву надежду. «А скоро будет и лето, – лето совсем… Я увижу ее глазки, услышу ее смех! Она скажет: “У доброго К… и в семь”».

Исследователи творчества поэта отмечают: в зависимости от того или иного, что было сказано или написано Ольгой Судейкиной, Всеволода Князева то охватывало отчаяние, то он считал себя на седьмом небе от счастья. А потом что-то случилось, в его сердце что-то надорвалось, и жизнь, лишенная ответной любви, вдруг потеряла для него всякий смысл. Грянул роковой выстрел.

О. Глебова-Судейкина.

Фото М. Наппельбаума, 1921 г.

Наверное, все могло бы быть иначе, но традиции богемной жизни, помноженные на понятия о гусарской чести, продиктовали юному поэту именно такой выход. К тому же демонстративные самоубийства среди молодежи стали, без преувеличения, настоящим «веянием времени». В газетах того времени о них сообщалось постоянно, и Князев, безусловно, тоже жил в этой призрачной нездоровой атмосфере.

Современники твердили об «эпидемии самоубийств», а среди ее причин эксперты того времени называли злоупотребление спиртными напитками, безработицу, отсутствие средств к существованию, и семейные неприятности. Затем следовали разочарование в жизни, неудачная любовь, ревность, измена любимого человека, неизлечимые болезни, растрата или потеря денег. Порой среди причин суицида значились неприятности по службе, боязнь наказания и неудачи в торговле.

Похоронили Князева в Петербурге на Смоленском кладбище. По словам очевидцев, мать поэта подошла к Ольге Судейкиной и прямо в глаза ей сказала: «Бог накажет тех, кто заставил его страдать».

Весной 1914 года отец погибшего гусара-поэта, литературовед Гавриил Князев, издал стихи сына. «Мне хотелось, – писал он в предисловии, цитируя Александра Блока, – остановить хоть несколько в неудержимом беге времени, закрепить в некотором реальном явлении тот милый “сон”, которым он “цвел и дышал”, пока жил на Земле…»

Были там и такие строки Всеволода Князева: «Пускай разбиты все надежды и желанья, // Пускай любовь моя отвергнута тобой, // И нет в душе ни счастья, ни страданья, – // Я примирен с житейской пустотой…» И еще такие: «Когда она коснется губ – мне чудятся мелодии органа, // И песни дальние, и яркость алых роз… // И в миг любовь моя, как гроздья маков, пьяна, // И на щеках страстей пурпурные румяна,// Которые не смыть струям обильным слез…»