– Я на работе, если ты забыл. Не мог ответить. Случилось что-то? Весь на эмоциях.

Процедив через зубы ругательства, друг говорит, что Таню положили в больницу. И я сразу же напрягаюсь.

– Что с Таней? – зажав телефон между ухом и плечом, в спешке собираю сумку и вожу по кабинету беглым взглядом, чтобы в суматохе ничего не забыть.

– Упала и сломала руку.

– Какая больница? – друг диктует адрес, и я ускоряю шаг. – А с ребёнком всё нормально?

– Вот приедешь и узнаешь.

– Млять, – срываюсь, – ты можешь нормально ответить? По-человечески. Я же поседею, пока доеду до больницы.

– Да нормально. Успокойся, – сжалившись, отвечает Лёша. – Давай уже, Ромео, дуй к своей Джульетте.

Пропускаю попытку меня подколоть. Завершаю вызов. И с максимальной скоростью, на которую способен перебирать ногами, выхожу из здания суда. Прыгаю в тачку. И пока еду в больницу, ощущаю, как всего трясёт. Ума не приложу, как так можно было упасть. Разве эта девочка не смотрит под ноги? Злюсь на неё. И на себя злюсь! Мы ещё даже не стали одной семьёй, а проблемы уже сыпятся нон-стопом как из рога изобилия. Дальше-то что?

***

Тихо постучав, приоткрываю дверь и, увидев лежащую на больничной койке свою мелкую, захожу в палату. Таня спит. Выглядит так, будто по ней катком проехались и это без преувеличения. Губа разбита, на щеке ссадина. Это ж как надо было падать, а?

Присаживаюсь на стоящий рядом с койкой стул. И долго смотрю на Таню. Не хочу будить – вдруг она уснула только что, а тут я припёрся.

За спиной открывается дверь и я оборачиваюсь. Увидев медсестру, спешу ей навстречу. Прошу отвести меня к лечащему врачу. И от него узнаю: перелом закрытый, гипс наложили на четыре недели, гинеколог провёл осмотр и сказал, что на беременность перелом не повлияет.

После разговора с врачом возвращаюсь в палату и застаю Таню разговаривающей по телефону. Судя по разговору, она только что сказала “пока” своей подружке.

Увидев меня, Таня меняется в лице. Обиженно надувает губы и поворачивает голову в сторону окна. А я вообще ничего не понимаю! Я где-то накосячил, но пока ещё об этом не знаю?

– Привет, – говорю спокойным тоном, стараясь не показывать эмоций. – Лёха позвонил, и я сразу приехал. Что случилось, Тань? Как ты так умудрилась упасть?

Вздохнув, девочка выдерживает паузу. Со мной говорить явно не хочет.

– Тань, ты на меня за что-то обижена? Я не понимаю, – подхожу ближе и сажусь на край койки, пытаюсь взять Таню за здоровую правую руку, но она резко одёргивает её.

– Всё нормально, – цедит через зубы, на меня по-прежнему не смотрит.

Поддавшись вперёд, обхватываю двумя пальцами упрямый подбородок. И заставляю мелкую смотреть на меня.

– Девочка, мне не двадцать. Я в твои детских играх принимать участие не собираюсь. Если у тебя какие-то проблемы, то скажи прямо, глядя в глаза, как взрослая, – звучит резко, зато действует.

Чёрные ресницы дрожат, а пухлые губы поджимаются – вербальный признак того, что девочка хочет что-то сказать, но сдерживается.

– Говори, Таня.

– Ты мне изменяешь, Стас? – спрашивает в лоб ошарашивая.

Беру небольшую паузу, чтобы хорошенько обдумать ответ. И пока в моей голове шестерёнки крутятся с повышенной скоростью, Таня пытливо заглядывает в мои глаза.

Что сказать тебе, девочка?

Изменяю ли я?

Физически – нет. Моё тело с тобой, оно отзывается на тебя остро и без принуждения. Но душа, мысли… Тебя там нет. И вряд ли ты когда-нибудь будешь.

Ты просто не моё, у взрослых так часто бывает – не всех мы любим, но со многими спим. Только ты это не поймёшь, потому что в твоих глазах мир выглядит иначе. Чёрное и белое. И никаких других оттенков.