Наконец за последней мамочкой, обеспокоенной успешной сдачей экзаменов, закрывается дверь, и я выдыхаю.

– Интересно, в следующем году они ночевать здесь будут? – спрашивает муж, демонстративно бросая взгляд на часы, висевшие над школьной доской.

Согласна с ним – уже слишком поздно. Собрание в классе, где учится Дарина, закончилось, и Серёжа ждёт меня минут тридцать точно. 

– Серёж, надо было идти домой. – Эту фразу я повторяю каждый раз и даже знаю, что он скажет в ответ.

– А ты по темноте потом одна пойдёшь? – Его забота заставляет улыбнуться.

– Ты звонил домой?

– Конечно, звонил. Даре не до нас. Она с Филиппом.

– Так уже поздно!

– Вот и я говорю, что «уже поздно», а ты всё никак не устанешь повторять одно и то же каждому по семидесятому разу.

Муж помогает мне надеть шубку и придирчиво осматривает кабинет перед тем, как я закрываю дверь. Мы идём по полутёмным коридорам и спускаемся вниз. В некоторых классах ещё слышны голоса, но большинство кабинетов уже закрыты.

– Полуночники! – Серёжа качает головой, делая замечание. – Такое ощущение, что у учителей нет ни дома, ни семьи, им не нужны ни сон, ни еда.

Не хочу его разочаровывать, но есть родители, которые именно так и думают.

– Серёж, осторожно, – предупреждаю мужа о высоком порожке, про который все забывают даже при дневном освещении, а сейчас его и вовсе не видно.

– Да помню я про него! – слышу ответ.

В прошлый раз, Серёжа об него здорово запнулся, и школьные стены, наверное, покраснели бы (если могли) от нелестного эпитета, вырвавшегося из груди моего мужа. К моему огромному облегчению свидетелем его красноречия была только вахтёр, пожилая женщина, работавшая в школе уже давно. Я чуть со стыда не сгорела, когда оставляла ключ от кабинета.

«Извините, Мария Васильевна», – попросила извинения я, не зная тогда, куда деть глаза.

«С кем не бывает», – мягко, по-доброму, улыбнулась Мария Васильевна. – «Ваш муж не первый», – поделилась секретом она, заставив меня улыбнуться.

Ночной морозный воздух коснулся щёк. Я вдохнула полной грудью, впуская в свои лёгкие дополнительную дозу кислорода. Всё-таки целый день, проведённый в помещении, вполне может привести к гипоксии. Мы выходим за территорию школы, Серёжа нажимает на брелок сигнализации, и машина моргает фарами, словно подмигивает, показывая нам своё место. Разочароваться, что не получится пройтись пешком, не успеваю, заметив рядом с нашей машиной большой солидный автомобиль, который отливает глянцевой чернотой, искрящейся от уличного освещения. Раньше я его здесь не видела. Я постоянно прохожу мимо и помню все машины, на которых приезжают коллеги. Серёжа открывает мне дверь, и я ныряю в салон, словно это может оградить меня от неприятного ощущения. Кошусь на автомобиль, но в темноте стёкол ничего не могу разглядеть. Однако я почти уверена, что там кто-то есть, хотя двигатель не работает.

Немного нервничаю и не могу попасть в защёлку ремня безопасности. Муж помогает мне пристегнуться. И только, когда Серёжа выезжает с парковки, осветив фарами черный автомобиль, я невольно узнаю анфас бывшего мужа. Пару мгновений смотрю на лицо Кости, пока свет пробивает салон, а потом автомобиль снова погружается в темноту.

– Кто это? – спрашивает Серёжа, заметив мой взгляд.

– Лебедев, – отвечаю, отвернувшись от машины бывшего мужа. Лгать, что я его не узнала, нет смысла.

– О, как! – В восклицании проскальзывает удивление. – И что же он забыл здесь в такой поздний час?

– Его на собрании не было? – перебиваю я, проигнорировав вопрос.