— Модненькие! — Женька поймала брошенные бусы и навертела их на запястье на манер браслета. — Ой, смотри, тут в одной бусинке комар залип!

— Я в пятом классе умоляла дать мне его засунуть под микроскоп, — засмеялась я. — Была уверена, что это доисторический комар и он совсем не похож на современных. Наверняка у него в животе кровь динозавров.

— У тебя был микроскоп? Зависть! — Женька потянулась за бутылкой и плеснула в свой бокал еще немного вина. На столе стояли блюда с сыром и нарезанной колбасой, но она ограничилась одной оливкой, ловко закинув ее в рот. Потому что приличные женщины, хоть и задирают ноги на стену, все равно сидят на диете даже во время девичников.

— Бабушка считала, что воспитывать ребенка надо разносторонне, — поделилась я. — Поэтому у меня был и микроскоп, и всякие наборы химикатов, и коллекции камней, и такая штука для игрушечных опытов по физике. И на программирование меня отдали на год раньше, чем на музыку.

— Ты еще и на музыку ходила?

— И на танцы, и на фигурное катание…

Мне очень хотелось бутерброд с колбасой, но продолжать лежать на этой уютной подушке хотелось гораздо больше. Абсолютный разгром в квартире меня ничуть не смущал. Все потихоньку образуется. Я справлюсь. Слона надо есть по кусочкам — разобрать за один день все то, что копилось и пряталось десятилетиями, никому не под силу.

— Разнообразные у тебя интересы, — засмеялась Женька. — Первый раз об этом слышу, а ведь мы дружим уже… сколько?

— Лет семь, — посчитала я на пальцах. — Ну так это все в школьные годы было. И художка была. Все было.

Я медленно отпила глоток терпкого красного вина, покатала его на языке, чувствуя, как оно обволакивает теплом и чуть-чуть вяжущей кислотой.

Все было. Жаль, что я оказалась бездарностью абсолютно во всех областях.

— Смотри! — Я подхватила из шкатулки овальную брошь, расписанную по эмали нежно-пастельными цветами. В завитках оправы из потемневшего металла прятались крошечные фиолетовые камушки. На вид, без экспертизы и опыта, и не определишь, это антиквариат викторианской эпохи или купленная во время отпуска в Анапе безделушка.

— Красиво, — вежливо сказала Женька, бросив на нее мимолетный взгляд. — Но ты давай, кончай мне зубы заговаривать. Мы уже обсудили и бусики, и брошки, и хрусталь. Однако заманивала ты меня историей про богатенького красавца на «бентли»!

— На «мазератти», — поправила я.

— Лишь бы не на «жигулях»! — отмахнулась она. — Ну рассказывай же!

Она даже перевернулась и уселась по-турецки, поправив юбку. Цапнула оливку со стола и кивнула мне.

— Я не говорила, что он красавец, кстати! — попыталась я отмазаться.

— Ха! — Женька аж поперхнулась вином. — Слышала бы ты свой голос по телефону! С таким восторгом и придыханием, как ты в последний раз о Тимочке Шаламе вздыхала.

— Тебе бы не понравился. — Я вспомнила, как выглядит Кирилл. — Ты же консервативная, как вдова генерала. А он такой, знаешь, хипстернутый: одет как бомж, но стоит эта одежда дороже твоей машины.

— Да? — Женька выглядела самую капельку разочарованной. — А тебе, значит, понравился?

Я аккуратно положила брошку обратно в шкатулку, запустила пальцы в глубину, наслаждаясь тем, как скользят по коже гладкие бока коралловых, малахитовых, агатовых бус, — и выудила кольцо с большим темно-красным камнем.

Повертела в пальцах. На внутренней стороне стояла проба — золото? А что за камень? Вдруг это рубин, и я миллионерша? Кто знает вообще, что у наших бабушек хранится в их тайных сундуках? Могут и гигантский алмаз использовать как гнет для капусты, с них станется.