Весёлый праздник шёл своим ходом. Танцы, песни, поздравления, угощение…

На закате жених и невеста, получив последние напутствия, удалились в дом Эхри.

Праздник на этом не закончился, гости и не думали расходиться. Все продолжали веселиться.

Иногда до ушей Эйлин долетали шуточки о том, что гостям придётся съесть и выпить всё за себя и за новобрачных, ведь у жениха и невесты нынче ночью есть дела поважнее.

Эйлин незаметно фыркала на это – ну да, разумеется, опять они про поцелуйчики и любовь! И что эти взрослые только находят в этих обжиманиях и целованиях?

Вот она никому не позволит себя целовать! Ещё не хватало…

Её можно целовать только папе и Море. А ещё Флинну. Её дружок так смешно тычет в ладонь холодным носом, будто тоже целует.

Эйлин подумала, что давно не видела своего пушистика и, осторожно соскользнув с лавки, убежала в дом, проведать друга.

Горностай спал, свернувшись клубочком, как кот. И Эйлин не стала его будить.

Оказавшись снова на улице, Эйлин не сразу разглядела отца – он смотрел, как танцуют в освещённом костром кругу. Отец улыбался, прихлопывая в ладоши, подзадоривая.

Кажется, он был доволен праздником, как и сама Эйлин.

Единственное, что её огорчало – мама так и не пришла. Лина по-настоящему и не верила в то, что та откликнется, но всё-таки где-то в глубине души занозой сидела слабенькая надежда на чудо. Однако первый день свадьбы подходил к концу, ночь накрывала Нокдагли, а Лиа так и не появилась.

Да, завтра будет ещё один день празднования, а, значит, ещё не всё потеряно. И всё-таки сейчас Лине стало грустно.

Чтобы отвлечься от печальных мыслей, Лина вприпрыжку побежала в круг танцующих и едва не столкнулась с…

Подняв голову, Эйлин на шаг отступила и вздрогнула всем телом.

Прямо перед ней стояла сгорбленная чёрная старуха. Чёрное платье, чёрный плащ, чёрный платок… Совсем не свадебный наряд!

И взгляд тоже чёрный – как глубокие омуты Даглы, мертвенно-холодный, как стылая зимняя стужа, пристальный, липкий. Под этим взглядом ноги буквально приросли к земле, а по спине пробежали мурашки. Незнакомка рассматривала Эйлин, некрасиво скривив большой рот. Старуха походила на большую жуткую птицу, вроде мерзкого ворона, что повадился преследовать Эйлин.

– Простите! – испуганно пискнула Эйлин и, обойдя диковинную старуху подальше, метнулась к отцу.

Джерард, покосившись на дочь, потрепал её по голове, прижал к себе.

Эйлин вскинула лицо, всё ещё чувствуя спиной неприятный взгляд и не решаясь оглянуться. Однако даже сейчас, рядом с отцом, её не покидала тревога. Старуха продолжала таращиться на неё, и это было весьма неприятно.

– Папа, а это кто? – не выдержала Эйлин, осторожно ткнув отца в бок.

Джерард обернулся заинтересованно, и улыбка слетела с его лица.

Эйлин видела, как отец побледнел, скрипнул зубами и нахмурил брови. Ноздри его раздувались, как у дикого зверя.

– Постой-ка здесь, милая!

Он аккуратно отцепил руку Эйлин и решительно направился к пугающей чёрной женщине.

***

Лина не была бы собой, если бы послушалась отца и осталась на месте. Пусть жуткая старуха и пугала её до дрожи, но она просто обязана была услышать, о чём отец будет с ней говорить. Да и оставлять папу один на один с этой старой вороной, Эйлин опасалась.

Как завороженная она двинулась следом, остановилась в нескольких шагах от старухи, за спиной у Джерарда, как раз чтобы расслышать весь странный разговор.

– Что ты здесь забыла? – грубо бросил отец.

Но его злой тон старуху, кажется, не напугал. Она усмехнулась надменно.

– Пришла на праздник. Разве это запрещено?