– Ха! Что ты на это скажешь? – Я нашёл то, что искал. – Вот! Это видео папа снял для бабушки и дедушки, когда меня впервые поставили на тренажёр, на котором я заново научился ходить. – Я на ходу размахивал телефоном перед лицом Гиацинта. – Видишь этого высокого парня рядом с беговой дорожкой? С хвостом и шрамом на лице? Это Северин. Если бы папа не всхлипывал от наплыва эмоций, ты бы смог даже услышать его голос. – Разглядывая Северина на видео, я ликовал. – Ну что, теперь вспомнил? Я знаю, вы не были близко знакомы, но такого, как он, не забудешь…

Некоторое время Гиацинт, насупившись, смотрел на экран телефона:

– Твоя правда, и всё же… нет, я его не знаю. Но могу тебе кое-что объяснить.

Разочарованный, я засунул телефон обратно в карман:

– Да уж, пожалуйста, объясни, как ты не можешь вспомнить парня, который перебил твоих любимых ворон!

– Вопрос не в этом, – сказал Гиацинт, – а, скорее, в том, почему его помнишь ты.

– Что ты имеешь в виду? – Я остановился.

Гиацинт приобнял меня за плечи и серьёзно посмотрел мне в глаза:

– Я думал, Кассиан тебе уже объяснил: когда мы, граничные существа, умираем, это происходит иначе, чем у вас, людей. От нас совершенно ничего не остаётся. – Он вздохнул. – Мы просто… растворяемся.

«Что?»

– Так вот почему на станции не осталось никаких следов Рюдигера и Северина? – медленно проговорил я. Это объяснение расставляло всё по своим местам. – Потому что их тела… растворились?

– Не только тела. – Лицо Гиацинта помрачнело. – Когда мы умираем, все воспоминания о нас тоже исчезают, словно нас никогда и не было. – Он смотрел прямо перед собой, часто моргая. – Знал бы ты, как это ужасно. Вот так просыпаешься однажды, находишь письма или предметы кого-то, с кем, наверное, жил, а в памяти у тебя просто дыра. И ты не чувствуешь ничего. Поверь, это жуткий опыт, не желаю тебе это пережить.

Я уставился на него, не в состоянии подобрать слова для ответа.

– Теперь понимаешь? – решительно продолжил Гиацинт. – Вот почему мы с Эмилианом даже не поняли, о чём ты говоришь. То же самое и с твоими родителями – для всех нас этот Северин никогда не существовал.

Чтобы осмыслить его слова, мне понадобилось несколько долгих секунд.

– Значит, я не сумасшедший? – спросил я.

– Нет, – серьёзно ответил Гиацинт. – Просто ты единственный, кто ещё помнит Северина. И это… – Он на мгновение замолчал. – …чудо! – закончил он.

– О'кей, и что это значит? («Почему, чёрт возьми, по моей коже снова забегали мурашки?»)

– Понятия не имею, – сказал Гиацинт ещё более серьёзным тоном. – Единственное, что я знаю наверняка, – нам стоит держать это открытие в секрете. Пока я не разузнаю побольше.

– Хорошо, – пробормотал я. Мне в любом случае не с кем было этим поделиться.

На большой перемене мы с Юли, как всегда, стояли в очереди перед школьным киоском, потому что она пристрастилась к ванильно-черничному соевому йогурту, который можно было купить только здесь.

– Всего лишь первый день в школе, а я уже мечтаю о следующих каникулах, и всему виной двойной урок математики, – сказала Юли. – По крайней мере, мой благотворительный дедуля сделает за меня сегодня домашку по математике. Он настоящий спец в алгебре.

Мы участвовали в благотворительном проекте, который объединял школьников и пожилых людей. Мы объясняли пенсионерам, как пользоваться смартфонами и планшетами, учили их, как работают социальные сети, и всё в таком духе.

– Да уж, повезло тебе с дедулей, – сказала я. – Моя благотворительная бабуля уже в сотый раз спрашивает меня, что такое депиляция. Может, поменяемся старичками?