Кейс, окрыленный успехом только что провернутого дела, прошел через аркаду, встал у девушки за спиной и заметил, что незнакомка бросила на него взгляд. Взгляд серых глаз, подведенных карандашом, след которого напоминал размазанную сажу. Взгляд дикого животного, которое застыло на дороге, парализованное светом фар настигающего его автомобиля.

Их совместно проведенная ночь плавно перешла в утро, в билеты на глайдер, в его первое посещение той стороны Залива. Все время, пока они были в Хараюки, дождь не утихал, усыпая бисеринками пластиковый дождевик Линды, а вокруг мимо витрин известных бутиков стайками двигались токийские детишки в белых туфлях и облегающих курточках. В конце концов Кейс с Линдой оказались на гремящей самодвижущейся полночной мостовой, и Линда держала его за руку, как ребенок.

Целый месяц ушел у Кейса на то, чтобы отучить Линду от наркотиков, и лишь тогда из ее ясных глаз исчез животный испуг. Поначалу ему была видна только часть ее сущности, выступающая над поверхностью, подобно айсбергу, но затем айсберг начал таять и дробиться, осколки ненужного уплыли прочь, и пред Кейсом предстала буйная ненасытная страсть, голодная основа наркоманки. Он видел, как девушка бьется в ритме очередного уличного хита, самозабвенно, с полной сосредоточенностью, и вспоминал повадки богомолов, которых продавали в лавочке на Шига, в бамбуковых клетках между аквариумами с карпами-мутантами и ящиками со сверчками.

Кейс уставился в темное кольцо остатков кофе на дне чашки. Это кольцо крутилось с той скоростью, какую Кейс задавал, слегка покачивая чашку, которую держал двумя пальцами. Коричневую пластиковую поверхность стола покрывала патина мельчайших царапин. Кейс – по спине у него пробежал холодок – представил себе бесконечное число случайных прикосновений, потребовавшихся для того, чтобы создать подобный узор жизни. Внутри чайного домика все было отделано в безвестном стиле прошлого столетия, японские традиции непросто сочетались с бледной, почти бесцветной миланской пластикой, но все предметы, казалось, несли на себе такую же тончайшую пленку, будто нервные взгляды и тяжелые эмоции миллионов посетителей определенным образом воздействовали на зеркала и некогда блестящий пластик, оставляя на них следы, затуманивая их поверхность чем-то, что никогда уже не удалить.

– Эй. Привет, Кейс…

Он глянул вверх и встретился с ее серыми, по-прежнему подведенными глазами. На девушке была заношенная французская астронавтская куртка и новенькие белые кроссовки.

– А я искала тебя, приятель.

Линда присела на стул по другую сторону столика, водрузив на столешницу локти. Рукава ее куртки были оторваны возле плеч; Кейс автоматически пошарил взглядом по рукам, выискивая следы уколов.

– Сигаретку? – Она вытащила из подколенного кармашка мятую пачку «Ехэюань» с фильтром и вытряхнула одну для Кейса. Он взял сигарету и прикурил от красного пластикового цилиндра. – Похоже, совсем не спишь, Кейс. Какой-то ты умотанный.

По выговору Линды безошибочно угадывалось место ее рождения – юг Мурашовника, окрестности Атланты. Кожа у нее под глазами была бледной и нездоровой, хотя пока еще молодой и гладкой. Линде недавно исполнилось двадцать. В уголках рта четкие морщинки, следы пережитой горечи, а если приглядеться, можно различить и новые, едва наметившиеся. Темные волосы девушки, зачесанные назад, удерживала повязка из пестрого шелка. Узор на ткани повязки мог представлять собой изображение как электронной микросхемы, так и карты какого-нибудь города.