Однако на берегу узкой речушки, что протекала между горными отрогами и Диколесьем, все же обитали люди. Непростые, разумеется, люди – десятка два бородатых отшельников неопределенного возраста и непонятной профессии. Молва твердила, что все они – чародеи да знахари, продавшие душу темным силам. С другой стороны, целебные мази, порошки, пилюли и капли, изготовленные загадочными бородачами, охотно раскупались на ярмарках в предгорных городах, куда отшельники дважды в году привозили свой товар (они-то тропами карликов ходили безбоязненно, видать, нашли-таки общий язык с маленьким народцем).

Туда, в скит ведунов – так называли поселение отшельников – и направлялась первая пара искателей по неоспоримой указке Звезд.

– Интересно, каким же образом наше дитятко занесло в такую даль? – рассуждала молодая жрица, мерно покачиваясь в седле – на лошади она держалась не хуже объездчика. – Да еще в такую глушь… Нет, ну правда, неужто стариканы усыновили нашего принца?

Монах-воин, к которому она обращалась, промолчал, как молчал в течение всего путешествия. Он тоже ехал верхом и вел в поводу третью лошадь – для подростка, которого должны были найти рано или поздно. Повозку и рысаков пришлось оставить на пограничной станции, и там же взять неказистых мохнатых лошадок, как оказалось, незаменимых на горных дорогах.

– Маловероятно, конечно, – продолжала рассуждать всемудрая сестра от силы двадцати лет от роду, не обращая внимания на безмолвие спутника. – Но если все-таки да, то зачем? На кой старым хмырям ребенок?

Над сей загадкой она безрезультатно ломала голову всю дорогу через перевал. Карлики, маленькие хозяева гор, пропустили путников без проблем, даже не показались ни разу, словно и не заметили их вовсе. Хотя заметили, конечно – и белый плащ жрицы, и черный плащ монаха-воина. Но кому же охота становиться на пути служителей Звезд?

Наконец извилистая каменистая тропа вывела искателей на берег Чернильной реки. Была это обычная речка, просто в ее прозрачных водах отражались, с одной стороны, крутые утесы, с другой – древний лес, вот и казалась она черной. В излучине, где берег был пониже, грудились с полдюжины рубленых изб с крытыми дранкой крышами. Если бы не абсолютная тишина – ни лая собак, ни стука топора, ни людских голосов – можно было бы подумать, что деревня пуста. Лишь когда всадники вплотную приблизились к ближнему строению, где-то рядом вдруг трижды прокукарекал петух.

В то же мгновенье дверь избы со стуком распахнулась. На пороге стоял высокий, прямой как жердь старик в меховой безрукавке поверх полотняного хитона. Седые волосы были перехвачены кожаным шнурком, кончик длиннющей бороды заправлен за тканый пояс.

– Добро пожаловать, всемудрая сестра! Приветствую, брат! – проговорил он зычно. – Проходите, проходите, мы вас ждали…

Не успели гости спешиться, как словно из-под земли явились двое бородачей помладше, взяли лошадей под уздцы и повели к поилкам у колодца.

– Как это ждали? – не поверила жрица. Старик не ответил, развернулся и исчез внутри избы. Женщина опрометью кинулась следом, жестом позвав за собой монаха. – Вы что, знали, что мы приедем? – на ходу требовательно вопрошала она.

И вдруг замерла. Старец спокойно стоял посреди светлой горницы, по стенам которой тянулись полки с книгами, а на длинном столе высились аккуратные кипы исписанных бумаг и даже пергаментных свитков; один такой пергамент с единственным знаком посередине висел на стене перед входом. Жрица вперилась взглядом в знак Хранителя, символ высочайшей духовной власти – а когда опомнилась, повернулась к старцу и низко поклонилась.