— Возможно, ночью, пока я спала, — мой простой ответ вызывает гамму эмоций на симпатичном лице шатенки. 

— Поня-я-ятно, — протягивает. — Тогда передай, когда Ивар вернется, что я приходила.

— Передам, — так не вовремя закашливаюсь. — А «я» — это кто? 

— Он поймет, — женщина не спеша выходит из кухни, накидывает пальто, бросив на прощание хмурый взгляд. 

Кажется, я невольно прибавила Ивару проблем. Ведь эта женщина точно считает себя больше, чем помощницей, а я в ее глазах оказалась соперницей. Мысль забавляет. Клопенок и соперница, — фыркаю.

***

Температура не возвращается в течение всего дня и ночи, в мышцах нет прежней ломоты и нет боли в висках, о простуде с утра напоминает сухой кашель. 

— Вы тут? — я набираюсь храбрости и стучу в хозяйскую спальню. — Ивар, — впервые произношу имя охотника вслух. — Вы завтракать будете? — склоняюсь к замочной скважине. Узкая прорезь закрыта. — Вы дома? — без ответа. 

Не зная, чем занять себя, курсирую между кухней и комнатой, каждый раз прислушиваясь к тишине за закрытой дверью. Так проходит еще один бесконечный день, наполненной тоской и возрастающей тревогой.

Звуки скрежета лифта среди ночи, шаркающие, тяжелые шаги, и я бегу в коридор, на ходу натягивая объемные штаны. Входная дверь распахивается в тот момент, когда я затягиваю шнур, удерживающий спортивки на моих бедрах, и крепко завязываю. 

— Что ты тут делаешь? Почему не спишь? — Ивар устало приваливается к стене и снимает обувь, наступая на пятку. В узком коридоре полумрак, я щелкаю выключателем. — Выключи, — недовольно щурится.

— Услышала шум. Вы ранены? 

Чуть ссутулившись и накренившись на правый бок, мужчина придерживается за стену. 

— Клопенок, ложись спать, — произносит устало. 

— Я суп приготовила, как и просили, — а меня душат неуместные слезы. — Еще вчера, он в холодильнике.

Что, если и Ивар исчезнет из моей жизни? Его, практически чужого человека, невозможно сравнивать с сестрой, мамой или отцом, но… разве у меня есть кто-то еще?

Абсолютно посторонний и одновременно самый близкий. 

Мужчина снял куртку, вошел в ванную и кинул верхнюю одежду в мусорное ведро, не наклоняясь, вдавил ступней.

— Не нужно вот этого, — взмахнул небрежно рукой и поморщился от боли. — Выйди, я сам справлюсь, — из-под раковины он достал аптечку и с тихим ругательством поставил ее на стиральную машину. Освободил левую руку и, подхватив за горловину, попытался стянуть футболку. 

— Я помогу, — я сделала шаг.

— Так, — рыкнул охотник, опершись на раковину, — я справлюсь самостоятельно.

— Но вам же неудобно и больно, наверное, — вдоль правого бока вспорота темная ткань. Черные подтеки крови спускались по штанине к бедру. — Что случилось? Вас так долго не было. Я… 

— Спать, — Ивар захлопнул дверь перед самым моим носом. — Вот черт, — сдавленно. — М-м-м, сучьи отродья, — ругался вполголоса, но я все отчетливо слышала, прижавшись ухом к деревянному полотну. — Ты тут?

Что мне делать: признаться или лучше промолчать? 

Затаилась. 

— Клопенок? 

Я не шелохнулась и не издала ни звука.

— Софья Алексеевна, ты приняла лекарство, что я тебе давал? — спросил через дверь. 

— Да, — соврала и побежала в комнату. Закинула капсулу в рот, но оболочка предательски липла к горлу.

Ивар застал меня на кухне у раковины со стаканом в руках: 

— Дай, — охотник отодвинул меня плечом и набрал воды, я потянулась в очередной раз, болезненно сглатывая. — Извини, но это мне, — залпом выпил жидкость, сполоснув, вернул стакан на место. — Вранье я тоже не люблю, — придерживая повязку на боку, по стене опустился на табурет и добавил: — Давай суп, замерз как собака.