— Ну, говорила, — нехотя соглашается он.

— А ты в горы полез. И чем все закончилась, сам знаешь. Только недавно научился заново ходить.

Лица присутствующих становятся напряженными. И больше никто не возражает Ае. Я не сильно верю в мистику, но слова девушки производят на меня устрашающее впечатление.

— Вот, Гера, и море твое пришло, — она говорит Шахову, а смотрит безотрывно в мои глаза. Мне становится не по себе, в груди начинает печь, словно шаманка выжигает во мне дыру.

— Извините, я пойду за Германом Алиевичем, — успеваю сделать несколько шагов.

— Недолго тебе быть на вершине. Легко и быстро заберешься и так же упадешь, — еще секунду назад внутри огнем все горело, а сейчас колючий мороз сковывает спину.

— Это еще почему? — обернувшись к ней, испуганно спрашиваю.

— Из-за него, — пальцем показывает на Шахова. — Сначала спасет, потом погубит. Но не расстраивайся, ты у него заберешь самое ценное и дорогое, что может забрать женщина у мужчины.

— Ая, довольно сказки рассказывать, — строго цыкнув на девушку, скрывается в коридоре, а я спешу за ним, пытаясь не придавать значения предсказанию.

Шахов идет передо мной медленной уверенной походкой. Высокий, мощный. На вид ему тридцать пять лет или около того. Мышцы бугрятся под белоснежной рубашкой. Я на его фоне Дюймовочка.

— Проходи, — низким хрипловатым голосом приглашает меня войти в кабинет.

Несмело сделав шаг в темное помещение, спешу оглядеться по сторонам. На столе горит лампа, освещая массивную мебель из черного дерева, кожаный диван и кресло хозяина. Вот и вся обстановка. Пахнет табаком и дорогим парфюмом.

Когда за спиной захлопывается дверь, я вздрагиваю всем телом и сжимаю кулаки. Мне хочется сбежать, но я здесь ради своей мечты, своей карьеры. Столько всего испытав в жизни, я не могу испугаться и отступить в одном шаге от цели стать примой.

Герман Алиевич подходит очень близко и встает передо мной. Чтобы увидеть его лицо, задираю голову вверх. Впервые я встретила этого огромного строгого мужчину, когда мне было восемь лет, он приехал к нам в училище, чтобы вручить подарки на Новый год. Я так же стояла перед ним, робея и сжимая до боли пальцы. Тогда он мне казался не добрым дедом морозом, а огромным бармалеем с густой щетиной и хмурым взглядом. От мужчины, как и тогда, веет безграничной властью и деньгами.

Набравшись смелости, поднимаю глаза и встречаюсь с черным прожигающим взглядом Шахова. Тяжелый, подавляющий. Он пристально смотрит, словно хочет залезть в душу. Мне кажется, что я совершила самую большую ошибку в жизни, придя в этот дом, но отступать уже поздно.

— Ая была права, глаза у тебя как море, — он проводит пальцами по моей щеке и убирает выбившийся локон. Я задерживаю дыхание. Кажется, что сердце перестает биться. Не понимаю, что происходит, но решаю перехватить инициативу в свои руки.

— Зоя Викторовна сказала, что вы мне поможете. Дело в том, что мне угрожает Хомяков. Вы, наверное, знаете этого жирного мерзавца?

Вместо ответа Шахов прикуривает сигарету, медленно обходит меня по кругу. Физически ощущаю его взгляд. Меня бросает в жар и становится не по себе.

— Он пригрозил, что если я не буду его любовницей, он закроет мне путь на сцену, а балет — это моя жизнь! Я никогда не буду спать за роль или за деньги, — когда я заканчиваю свою пламенную речь, в кабинете воцаряется тишина. Герман снова встает передо мной. Затягивается сигаретой и выпускает дым прямо мне в лицо, рассматривая меня, как товар на рынке.

— Так вы мне поможете? — морщусь, когда дым попадает в глаза. — У меня вся надежда на вас.