Они выжжены сигаретой, на месте глазниц зияют рваные дыры. Какая жуть…

Кто он?

На мгновение его лицо мне кажется знакомым, хотя без глаз непонятно… кроме Родиона никаких парней я в своей жизни не знала, а этого…

Определенно его лицо мне кажется знакомым.

Почему?

Кладу фотографию аккуратно на то же место и возвращаюсь к себе.

– Почему вы не общаетесь со мной? – спрашиваю утром кухарку, – Вам запретили?

Я устала рыдать по утрам из-за отсутствия новостей. Вот так, взаперти, в клетке, в поисках ответа на вопрос о своих родных.

– А кто должен мне запретить?

– Хозяин дома, – повторяю.

Я уже сотню раз пыталась выведать из уст женщины настоящее имя мужчины. Все тщетно.

– Он мне ничего никогда не запрещал, – фыркает женщина, – Я сама не вижу в этом необходимости. Ты чересчур любопытная и суешь свой нос туда, куда тебя не просят. И лезешь на рожон.

Вот как?

– Меня держат тут против воли, и я хочу домой, – ною, – Разве это справедливо, что Зверь принесет меня в жертву так же, как ту рыжеволосую девушку с фото?

Женщина роняет нож из рук.

А я, вдруг со страхом осознаю, что эти два дня не видела того десертного ножика. Неужели в страхе, я его обронила?

– Следи за языком, дурочка, – злостно проговаривает она, – Эта девушка – никакая не жертва. А будешь повторять такое и попусту болтать языком, тогда хозяин действительно тебя накажет. Никогда не смей оскорблять ее память. И запомни: в этом доме даже у стен есть уши.

Чувствую непонятное, ядовитое ощущение за грудиной. Разъедает кислотой.

Она отозвалась о ней с таким… почетом и уважением.

А я, похоже, в ее глазах навсегда останусь подстилкой.

***

Ночью мне снова снятся кошмары. Тот сад с розовыми кустами, но уже в кромешной тьме.

Безымянная могила и фото девушки в рамке. Тот парень.

Кровать подо мной прогибается. Сон приобретает новые очертания. Я пытаюсь шевельнуться, но ничего не выходит.

Нет, это не сон.

Рванное дыхание за моим ухом.

Прикосновение жесткой щетины к шее, которое сменяется холодом острого металла.

А затем тихое:

– Нужно было тебе меня убить…

– Нужно было тебе убить меня сразу…

Я открываю глаза и понимаю, что попала в западню.

Зверь елозит ножиком по тонкой коже, прибив меня бедрами к матрасу.

– Что вы… ты…

Зверюга. Кровожадный монстр.

Тело-кремень. Гигантская туша, которая вдавливает меня в постель.

Как стальная плита, и это чистейшая правда, ведь я видела его в спортзале.

И он, похоже, обо всем этом уже знает.

У меня перехватывает дыхание, слова застывают на языке.

– Хитрая кошечка, – хмыкает ехидно, – Говорила, что будешь послушной, но обещания своего не сдержала. Мне наказать тебя?

Я наблюдаю за очертаниями его губ. Темно, будто выкололи глаза, но я знаю, что на бандите сейчас нет маски.

Страшно. Солгу, если скажу, что смотрю своему страху в глаза без единой эмоции.

– Тебе же понравилось в моем саду? Могу поселить тебе там навечно, только дай знак.

Как же жутко и двояко это звучит.

Он держит нож у моего горла. Черканёт – и я окажусь мертвой.

Вряд ли он станет хоронить меня в том красивом саду, вероятнее всего, бросит мое тело в бурлящие воды той реки, что за окном…

А возможно, отдаст отцу, если тот еще жив.

А насчет сада сказал всего лишь ради красного словца…

Всхлип срывается из уст машинально.

– Лезешь везде, – он убирает нож и принюхивается ко мне плотоядно, – А знаешь, что происходит с не только непослушными, но и с любопытными кошечками?

– Вы их… убиваете? – шепчу резонно.

«Насилуете и убиваете как ту девушку», – виснет в воздухе.

Как у меня хватило смелости говорить подобное, находясь под ним?