А свободной рукой изучает моё тело. Медленно ведёт от талии к бедру. Коленом давит, заставляя раздвинуть ноги.

Каждое прикосновение – порочное. Каждый удар сердца – адреналин разгоняет. Я начинаю дрожать от этой близости.

Несмотря на шутливый тон, лёгкие прикосновения, я понимаю, что это конец. Наиль не отступит.

Особенно когда ладонь оказывается возле моего лона. И кажется, что ткань джинсов не спасёт.

– Мой просчёт, – надавливает пальцами на шов, меня прошибает. – Не то тебе заказал. Хотя в этих джинсах ты охуенная, сладкая. Каждый изгиб видно. Так и намекает, где потрогать надо.

Во рту пересыхает. Язык прилипает к нёбу, я не могу выдавить ни слова. Лишь сильнее сжимаю пальцами решётку.

Мужчина забирается ладонью под топ. Царапает низ живота, где всё пылает. Добирается до пуговки джинсов, медленно расстёгивает её.

– Наиль, не надо!

– Надо, сладкая, надо. Буду лечить тебя от дурости.

– Лечить?

– Ага. Вытрахаю тебя так, что бегать больше не сможешь.

Я мотаю головой, но Грому всё равно. Прихватывает губами кожу на шее. Целует, собирая мурашки.

Нет! Не может мой первый раз быть таким. В полицейском участке. За решёткой. С мужчиной, который явно нежным не планирует быть.

Наиль толкается пахом в мои бёдра. Трётся, показывая, что его башня снова стоит. Я жмурюсь от страха.

Трепет необъяснимого предвкушения сменяется дрожью страха.

– Наиль, я девственница!

Выкрикиваю, а после кусаю губу.

Боже. Что теперь будет? Пожалеет или наплюёт?

Наиль замирает. Держит меня в своих руках, но сам не двигается. Будто в статую превращается.

Тишина убивает. Мне дико хочется заглянуть в мысли мужчины, понять, что он думает. Какие планы теперь на меня строит.

Гром резко разворачивает меня лицом к себе, пальцами стискивает мои скулы. Смотрит прямо в глаза.

Кажется, он злой. Или потрясённый? Не знаю. Не умею эмоции по нахмуренным бровям читать.

Одно понимаю – от новости мужчина не в восторге.

– Пожалуйста, – прошу хрипло, меня пробивает. – Не надо аукцион, ладно? Уверена, охранник твой что-то напутал. Не дадут за меня много. Ага. Девственницы вообще уже не ценятся. Прошлый сезон. Не модно.

– Помолчи, – обрывает, хватка на лице становится чуть легче. Теперь Наил поглаживает кожу. – Почему сразу такую новость не зарядила?

– Я не хотела, чтобы…

– Чтобы на аукцион спихнул?

Я часто киваю. Это возможность ужасно пугает. То, что предлагал Серый прошлым вечером.

Отдать меня на какой-то аукцион невинности, где девушек продают. Я не хочу туда! Я не хочу собой за какую-то кривую статуэтку платить.

– Даже не знаю, – Наиль призадумывается. – Проблемная ты девка, Ярослава. Бегать любишь. К ментам попадаешь. Подумать надо.

– А я… А я… – призадумываюсь, не найдя ни одного аргумента. – Я с аукциона тоже сбегу. Вот. И твоя репутация пострадает.

– А вот угрожать мне не надо, сладкая. Не доросла ещё. Я такие угрозы быстро ломаю и в свою сторону выкручиваю.

– Наиль, пожалуйста. Я прошу. Как человека. Как мужчину. Вдруг у тебя когда-то дочь будет? Вот как и возможного отца прошу. Не надо меня никому продавать.

– Ша. Успокойся.

Поглаживает подушечкой пальца мои губы. К себе плотнее придвигает, хотя и так между нами пространства не существует.

Я в него впечатана. Каждой клеточкой с мужчиной соприкасаюсь. Чуть сильнее, и услышу, как его сердце бьётся.

Так же быстро, как моё? Или Громов дальше сохраняет своё ледяное спокойствие?

– Расслабься, сладкая.

Он запускает пальцы в мои волосы, мягко массирует затылок. Смотрит, гипнотизирует. Я словно под внушением.

Подчиняюсь. Чуть успокаиваюсь. Но всё равно напряжена, ожидаю вердикта этого громилы.