Жаль, что я никогда этого не узнаю.

Вспыхиваю и отвожу глаза, когда мой взгляд перехватывает вдруг пристальный синий.

Говорит что-то старейшине, а сам смотрит на меня.

Робко поднимаю глаза снова, когда думаю, что уже можно, что уже отвлёкся… и тут же краснею сильней. Потому что по-прежнему смотрит. Через всё разделяющее нас расстояние, через пламя костров, что взмывает ввысь и роняет снопы искр.

И у меня уже не получается отвернуться.

А потом…

Что-то неуловимо меняется.

Музыка становится тише. Ритм барабанов – приглушённый, гулкий, как биение моего сердца в этот миг.

Запевают другую песню.

Я понимаю, что начинается.

Кусая губы, смотрю на то, как Первый охотник подходит как бы невзначай к группке девушек, огибая крадучись площадку по кругу, держась в тени. Что-то говорит на ухо старшей дочери. Она отвечает снисходительной улыбкой и кивком. Сифакс треплет Армину по щеке и медленно, вразвалочку возвращается обратно.

А мне хочется подбежать к чужаку и силой утащить его за пределы круга. Попросить уйти и никогда больше не возвращаться. Потому что он сейчас – дичь, и даже не подозревает об этом.

Но я, конечно же, не решаюсь этого сделать.

У меня сердце кровью обливается, когда вижу, как первой из толпы девушек выходит Армина. Ни одна из её подруг не решается перебежать ей дорогу, конечно же.

Покачивая бёдрами и горделиво задрав голову, идёт через всю площадку, не таясь. Так, что парни по ту сторону забывают болтать и смотрят на неё все, как завороженные.

И только чужак продолжает пялиться на карту, вычерченную в чёрной земле, задумчиво потирая подбородок.

Затаив дыхание, наблюдаю за тем, как она вынимает из кармана юбки ритуальную чашу. Сверкает в пламени костра золочёный бок, инкрустированный самоцветами. Как грациозно склоняется над котлом и зачерпывает браги.

Первая чаша, самая почётная. Для самого почётного гостя. Которого выбрала женихом первая невеста в нашем селении. Злые и завистливые взгляды других парней острыми стрелами впиваются в чужака, но он этого не замечает.

Когда Армина обращается к чужестранцу, встав прямо перед ним и приосанившись, – он хмурится, как будто не понимает, кто это и что от него нужно.

Мне отсюда не слышно, что она говорит ему, протягивая чашу. Лишь тон её голоса. Грудной, бархатный, чарующий. Я знаю точно, что в правом кармане её красной юбки уже наготове браслет.

Нервно сжимая в пальцах ткань юбки, жду что ответит.

Чужак смотрит настороженно. Сначала на протянутую чашу. После – в лицо красотки Армины.

Его глаза сужаются.

А мне в сердце вдруг словно тупую иглу вонзили. Я так ярко это представляю… вот сейчас он очаруется этой статной красавицей, чья грудь богато украшена бусами, и чья речь продолжает литься колдовским ручьём… не может не очароваться, они были бы очень красивой парой… она ему наденет браслет, возьмёт за руку, поведёт за собой прочь…

Синий взгляд снова хватает меня в капкан, ловит через всё это бесконечное разделяющее нас расстояние. Я вздрагиваю. Чужак вопросительно приподнимает тёмную бровь. Не понимает, наверное, почему так странно на него смотрю.

Коротко покачав головой, отказывает Армине.

Чашу из её рук не берёт и даже не смотрит больше, возвращаясь к прерванной беседе.

Она ещё пару мгновений словно зависает с чашей в руках. Как будто не может поверить, что ей – ей! – хоть кто-то хоть в чём-то посмел отказать. А потом, фыркнув, разворачивается резко и уходит прочь из круга света. Отец ловит её за локоть и приказывает вернуться в толпу невест. Ей сегодня ещё выбирать. Последний праздник, как и у меня. Она не имеет права сегодня уйти без мужа.